Ужас на крыльях ночи

– Отец ребенка, мой сын, мигом исчез, как только врач сказал: «Это не вылечивается. Сначала малышка ослепнет, потом лишится возможности двигаться, станет безумной. Молитесь, чтобы смерть пришла за ней пораньше». А мы с невесткой решили все-таки бороться, надеялись, вдруг Рада будет первой, кому удастся одолеть болезнь. Наташа, моя невестка, нашла группу поддержки – родители больных ребятишек собираются, и еще она отыскала один медцентр. Название у него пошлое – «Розовое счастье», но там безнадежно больным детям давали экспериментальное лекарство. Какая-то мамочка сообщила в Интернете, что ее сыну оно помогло, мальчик жив, ему даже лучше стало, и Ната бросилась в клинику. Ее принял владелец, Олег Иванович Даниш, приятный такой, улыбчивый мужчина, который сказал, что нашу Раду в центр взять не могут, девочка по каким-то параметрам не подходит. Невестка на колени упала, но доктор все равно не согласился. Наташенька вернулась домой, соединилась с мамой того мальчика и стала выпытывать, как ей удалось сына в «Розовое счастье» пристроить. Та в конце концов раскололась: «Скажи главврачу, что хочешь сумму в его милосердный фонд передать, тогда он примет твою дочку». Ната обомлела: «Даниш обирает умирающих малышей? Наживается на них?» И услышала в ответ: «Плевать, главное, лекарство честно колют. Хочешь спасти ребенка? Отдай бабки, пусть подавится. Но учти, я тебе ничего не говорила. Начнешь скандалить, заявлю, что ты врешь, мы не знакомы. Я тебя пожалела, сболтнула, как было. Мне Олег Иванович сам деньги пожертвовать предложил, а тебе нет, чем-то ты ему не понравилась». Наташа собралась утром бежать в клинику, но не успела. Рада умерла. Мы похоронили девочку, а я теперь, как только слышу слово «идиот» или производные от него, начинаю рыдать. Пока Рада была жива, если только ее существование можно назвать жизнью, я ни слезинки не проронила, а сейчас в истерику впадаю, причем в самом неподходящем месте.

Я погладила Варвару Андреевну по плечу.

– Это не истерика, так выходит стресс. Раде сейчас хорошо, она стала ангелом.

– Вы полагаете? – с надеждой спросила дама.

Я постаралась говорить как можно более убедительно:

– Конечно. Я уверена, что ваша внучка сейчас в раю и счастлива.

Слова закончились. Да и что еще можно сказать в подобном случае?

Варвара Андреевна вытерла лицо полотенцем.

– Спасибо за моральную поддержку. И еще раз извините за истерику.

– Ну что вы, – улыбнулась я, – разве это истерика… Вы пробовали местные пирожные? Здесь восхитительные эклеры с заварным кремом.

– С заварным? – переспросила Варвара. – Помнится, в советские годы я ездила за такими в кондитерскую в Столешниковом переулке. Потом магазин закрыли, вместо него теперь какой-то бутик. До сих пор пытаюсь найти пирожные, похожие на те, и постоянно терплю неудачу. Тесто либо клеклое, либо сухое, внутри начинка, в которой очень много жира, и понятно, что использовалось не сливочное масло, а какая-то гадость.

– Пойдемте за мой столик, – предложила я, радуясь, что дама перестала плакать, – попробуете эклерчик.

Мы вернулись в зал. Варвара Андреевна пересела ко мне, откусила от пирожного и восхитилась.

– Господи, кто бы мог подумать, что в затрапезной кафешке отыщется такое великолепие! Куда только не заходила, нигде подобного не сыскалось. Девушка!

Официантка подбежала к столику.

– Слушаю.

– Домой можно пирожные взять? – осведомилась Варвара Андреевна. – Коробочка найдется? Мне бы десять штук заварных эклеров.

– Сделаю, – пообещала Татьяна и испарилась.

– Побалую Наташу и Грету, – улыбнулась Варвара Андреевна и пояснила: – Это моя невестка и ее дочка от первого брака с немцем. Ната замечательная женщина, а Грета прекрасная девочка, ей пятнадцать лет, она очень любила Раду, была ради больной сестрички на все готова.

Варвара Андреевна понизила голос:

– Когда слышу от людей: «Ужас, у нас в семье онкология», всегда хочется сказать: «Не гневите бога, у вас болезнь, которую можно вылечить. Сделать операцию, провести химию и жить счастливо». Мы, когда начали Радочку лечить, ходили по разным детским больницам, вот там я насмотрелась на мамаш-дур. Сами в панику впадают, малышей заводят. А им радоваться надо!

– Тяжелая болезнь ребенка ни у кого из родителей восторга не вызовет, – возразила я.

– Верно, – со вздохом согласилась собеседница. – Но уж если достался крест, то пойми: твой не самый тяжелый, напасть можно вылечить. А в нашем случае тупик, от амавротической идиотии лекарств нет. Может, когда-нибудь придумают, сейчас же пытаются использовать стволовые клетки. Правда, подходят только родственные.

– От отца или матери, – кивнула я. – Слышала, что эти клетки пробуют применять против ряда болезней. Но я не врач, плохо разбираюсь в данном вопросе.

Варвара Андреевна достала из сумочки блистер с таблетками.