Я долго лежал неподвижно. Инспектор, значит, пожалует, с духовной миссией? Ну-ну.
– Вставай! – донесся ее голосок с кухни. – Все г.! Открой ф.!
Так получалось бодрей. Это она изобрела.
Брякнул звонок. Явился! Мы молча прошли на кухню. Кир строго смотрел на Нонну – хоть и не впервые, но изучая. Да, вот такая она! Держа сигарету наотлет в своей тоненькой лапке, вызывающе пустила в его сторону дым.
– Ну ладно. Я все поставила. Давайте!
Слегка уже выпила с утра. Бодрость так легко не дается.
Да, умеет Кир вовремя нанести визит!
Впрочем, теперь у нас почти всегда “вовремя” – и что делать, я не знаю, ничего другого, радостного, предложить ей не могу.
Мы молча сидели над дымящимися сардельками.
– Да… Тебе послано испытание! – проводив жену взглядом, тихо сказал Кир. Я оставил это без комментариев, но он добавил торжественно: – Значит, Он помнит о тебе!
– …Ешь! – Я подвинул сардельки к нему, может быть, чересчур резко.
Вздохнув, он поднялся и отошел. Намекает, что сейчас какой-нибудь пост и уважающие себя верующие не едят скоромного…
А мы жрем! И в церковь не ходим!
Впрочем, было известно, что “во храм Божий” отец Кир не ходит тоже, окончательно завязав со всеми епархиями и даже письменно обвинив их, что под рясами у них всех погоны. Однако это не мешало, как неоднократно подчеркивал он, верить в Бога и блюсти
Закон!.. Так что с его неприятием официоза он даже выиграл… во всяком случае, к нему потянулась интеллигенция, с наступлением
“оттепели” повернувшая к Богу, но ленившаяся ходить в церковь…
Удобный вариант!
Я чувствовал, что злобничаю… А чего он не ест? Мы сардельки эти на Новый год берегли, обычно другим питались… а он!! Главное – возвеличиться? Без меня! Я тоже поднялся.
– Средства не позволяют… блюсти! – Я кивнул на сардельки. Теперь не долежат уже до Нового года – зря загубил.
– Не в средствах дело, – кротко произнес он. – Дело в вере… и немного – в смирении.
Смирение свое он демонстрировал, однако, очень активно: контача с одноклассницей-стюардессой, то и дело прилетал со своих югов в наш великий город… и небескорыстно, как дальнейший опыт показал.
До ненависти довел меня посредством своей кротости и смирения!!
– Главное – веру иметь, – произнес он чуть слышно.
– А я имею!
– Да?
– Да!
– …Хотелось бы как-то в этом убедиться!
– Пошли.
Мы двинулись в конец коридора… Вот черт – ведь не хотел же говорить ему! Именно ему!!. Проболтался. Слабый ты человек!
Теперь растопчет.
Мы слезли по лесенке. Я включил медленно накаляющуюся “свечу
Яблочкова”… и из тьмы выступила моя тайная типография – верстальный станок, прокатные валики, банки свинцовой краски.
– Вот, – проговорил я уже растерянно… знал, что не впечатлит!
– И ты уверен, что эта… связь, – он кивнул наверх, – надежна?
– А другой у меня нет! – проговорил я нагло. – Но мне достаточно!.. Буквой можно все сделать… все изменить!
– Об этом даже в Библии сказано. – Кир усмехнулся.
– Не знаю, не читал… Но знаю. Скажем, спрашиваю, поругавшись, жену: “В каком ящике мои кальсоны лежат?” – “В перьвом!” – отвечает она. И все! Настроение резко прыгает – веселье, доброта! В одной букве!
– К сожалению, по всем правилам грамматики эта буква тут не стоит. – Кир вздохнул сочувственно.
– Это у тебя не стоит! – ответил я грубо.
Мы молчали разрозненно.
– А это что? – указал он своим перстом…
Всегда заметит, сволочь, самое неприятное! Всегда не прав он в его правоте!
– Это?.. А-а! Ценники! Печатаю их для проживания и пропитания.
Что дают, то и печатаю. Что печатаю, то и дают. Вот: “Когти орлиные, 70 копеек кило!” Цельный месяц их ели. И хорошо! Жаль, что ты тогда не пожаловал на когти. А сардельки – это мой взлет, совершенно случайно с твоим приездом совпавший. А так… Вот “Веки орлиные”. Но это мне еще в будущем обещают. Заезжай!
– Понятно, – поднялся со стула, собираясь уходить.
– Но ведь можно не только ценники печатать! – разгорячился я. -
Вот недавно в метро я разговорился. Симпатичный парень.
Спрашиваю его: “А кто ты по профессии?” – “А инженер!” И в этом
“А” все его легкомыслие, и характер, и судьба, и портрет. Одной буквой можно все сделать!
Кир задумчиво поднимался по лестнице.
– Стой! Не сюда!
Кира, с редким его обаянием, в дом больше не допущу! По двору погуляем – пусть свое обаяние немного развеет! Вышли через подвал, выбрались из кучи угля.
– Странно ты меня принимаешь! – стряхивая угольную пыль с чресел, Кир говорит.
– Что же здесь странного? – удивился я.
Пошли через двор, по схваченной морозцем грязи. Вошли в магазин
– парад моих этикеток. Но, к сожалению, из бутылок – только темные бутыли уксуса красовались.
– Ну что? Может, уксусу тяпнем? – я предложил. – Один тут тяпнул. Прославился, говорят.
Кир оскорбленно дернулся… Чем-то обидел я его.
– Хватит тебе и того испытания, что есть, – проговорил он скорбно, но не совсем понятно.