Ужас в городе

На поляну, подобно черной молнии, выметнулся Гирей. Понюхал лежащего, поворчал для порядка.

– Не скоморошничай, – сказал Егорка. – Видишь же, что в отключке. Пойдем, твоего посмотрим, а этот пусть пока отдохнет.

Поспели к кабаньей яме вовремя: невольник как-то вскарабкался и уже голова торчала наружу серой кубышкой. Егорка шарахнул раскрытой ладонью, вниз обвалил бедолагу. Посветил фонариком: копошится и пистолем целит – бах! бах! – мимо уха. Егорка крикнул:

– Хватит палить! Кидай сюда пушку!

– X.., тебе, падла! – нелюбезно в ответ.

– Считаю до трех – и бросаю гранату. Раз! Два!..

Упал под ноги черный брусок, не захотел судьбу испытывать чужак.

Егорка опустил в яму оглобину, вытянул узника на волю. Вдвоем с Гиреем отконвоировали его к товарищу.

Егорка распорядился:

– Подымай на горбину и неси.

Пленник, нестарый, коренастый мужчина, злобно возразил:

– Как я его подыму? В нем семь пудов.

– Тогда за ноги волоки.

После недолгих препирательств, вслушавшись в собачий рык, бандюга подчинился. Так и потянулись через лес обозом: Гирей сзади, Егорка сбоку, а посередине двое гостей, непонятно, кто кого тащит. Смех и грех.

Побившись тыквой по пням, спящий очухался, подал голос, и остаток пути бандиты топали в четыре ноги, обнявшись, как братья. Егорка радовался: Жакин похвалит.

Уже на подходе к сторожке Гирей навострил уши, напружинил холку. Покосился на рябиновые заросли.

Егорка сел на землю, окликнул:

– Эй, не прячься, выходи! Это ты, что ли, Ирина?

Женский голос отозвался:

– Отпусти их! У меня пистолет, и ты на мушке. Я не промахнусь.

– Промахнешься, пес тебя разорвет. Лучше выйди на свет, поговорим.

Женская фигура отделилась от рябиновых кустов. В вытянутых руках действительно пистолет. И стоит уверенно, упорно. Гирей нервничал, поскуливал, в недоумении оглядывался на Егорку.

– Отпусти их, – повторила Ирина. – Разойдемся миром. Не хочу твоей смерти, мальчик.

Как все красивые женщины, она была слишком высокого мнения о себе. И вдобавок бесстрашная. Или чумная.

– И я не хочу твоей, – искренне сказал Егорка. – У тебя никаких шансов. У меня ведь целых две пушки. Даже если случайно попадешь, я перестреляю вас всех, неужели непонятно?

Длинная перекличка звучала дико в ночном лесу.

– Как с вами быть, решит Жакин, не я, – добавил Егорка успокаивающе. – Может, он вас всех отпустит с подарками.

– Питон не отпустит, – сказал кто-то из пленников, – Питон задавит.

– Или мы его, – подтвердил второй, будто поклялся. – По-другому не выйдет. – И вдруг истошно взревел на весь лес:

– Стреляй в него, Ирка! Чего ждешь, гадюка?!

Женщина стрельнула. И промазала, как и предупреждал Егорка. Пулька-смертушка только чиркнула у него по волосам. В ту же секунду пес прыгнул и повалил снайпершу наземь.

– Назад, Гирей! – громче бандита завопил Егорка. – Отрыщь! Назад!

Сам с места не сдвинулся, наставил пушки на братанов, суетливо к нему потянувшихся.

– Не спешите, ребята. Продырявлю насквозь.

Замерли, послушались. Дышали тяжело, с хрипом. Да еще тонкий нечеловеческого тембра скулеж тянулся по траве, как весенний ручеек. Гирей стоял над женщиной, расставив лапы, глухо рыча. Хоть живая, подумал Егорка, и то славно.

Кое-как дотянул всю троицу до сторожки. Ирина горько всхлипывала, баюкая растерзанную правую руку.

Грозила Егорке смертными карами. Он ее утешал:

– Хуже могло быть, девушка. Гирей баловства не понимает.

Жакин встретил их хмуро. Вместо того чтобы похвалить Егорку, попенял:

– Токо за смертью тебя посылать, я уж волноваться начал.

Женщину оставил на дворе, под присмотром Гирея, мужиков провел в горницу, учинил им допрос. Егорка присутствовал, стоял под притолокой с пистолетом наготове. Мирно горели свечи в двух углах и керосиновая лампа на столе. Жакин уселся так, чтобы видеть обоих гостей, сам остался в тени, как следователь.

– Клички, имена, зачем явились? Говори быстро, ты! – ткнул пальцем в верзилу, которого Егорка первого взял в лесу.

– Грибы собирали, – дерзко отозвался тот. – Кличек никаких нету. Обознался, батя. С кем-то нас спутал.

Он хоть и храбрился, но долгого могильного взгляда старика не выдержал, заворочался, как от прожектора, свесил голову на грудь.

– Хорошо, – кивнул Жакин. – С тобой ясно. А ты что скажешь, грибничок?

Коренастый и белоликий мужик засопел носом, как трубой, но промолчал, видно, любые слова считал излишними.

– Ладно, – прогудел Жакин. – Тогда сам скажу, а вы послушайте. Меня вы хорошо знаете, коли пожаловали, и я вам даю минуту на молчанку. Фактически приговор уже подписан. В тайге места много, схороню как-нибудь незаметно.

Первый верзила едко заметил.

– А запоем, отпустишь? Так понимать?

– Искреннее раскаяние смягчает вину. Старый я уже, лишний грех на душу не возьму.

– Врешь, Питон! Никогда ты греха не боялся.

– Одна минута, – повторил Жакин. – Ни секундой больше.