Ужас в музее

Здесь доктор Макнейл умолк и снял очки, словно с притуплением физического зрения у него обострялся внутренний взор, обращенный к картинам прошлого.

— Скоро вы поймете, — промолвил он, — сколь трудно было мне восстановить ход событий, последовавших за отъездом гостей. Однако в свое время — на первых порах — у меня все же имелась такая возможность. — После короткой паузы доктор продолжил свою историю.

Одри снились кошмарные сны, в которых Йиг являлся ей в обличье Сатаны, каким он обычно изображался на дешевых гравюрах. От дикого ужаса, вызванного кошмаром, она внезапно проснулась в холодном поту и обнаружила, что Уокер сидит в постели и сна у него ни в одном глазу. Он напряженно прислушивался к чему-то и зашикал на жену, когда она попыталась спросить, что его разбудило.

— Тише, Одри! — прошептал он. — Слышишь стрекот, жужжание и шорох? Думаешь, это осенние сверчки?

В хижине и вправду явственно слышались звуки, подходящие под такое описание. Одри напрягла слух в попытке определить происхождение странных шумов и с содроганием распознала в них нечто знакомое и ужасное — смутное воспоминание, ускользающее за границы памяти. А неумолчный рокот далеких тамтамов, пробуждающий в уме страшную мысль, все разносился над черными равнинами, едва освещенными ущербной луной, подернутой облачной пеленой.

— Уокер… ты думаешь, это… это… проклятье Йига?

Она почувствовала, как муж дрожит.

— Нет, голубушка, на Йига вроде не похоже. По обличью он натуральный человек, ежели не присматриваться хорошенько. Так говорит вождь Серый Орел. Видать, какие-то насекомые заползли к нам с холода — не сверчки, но наподобие их. Пожалуй, надобно встать да перетоптать всех, покуда они не расползлись по углам и не добрались до буфета.

Уокер встал, нашарил в темноте висевший поблизости фонарь и загремел жестяной коробкой со спичками, прибитой к стене рядом. Одри села в постели и увидела, как пляшущий огонек спички превращается в ровное пламя фонаря. Они огляделись по сторонам, и в следующий миг грубо тесанные стропила сотряслись от пронзительного вопля, одновременно вырвавшегося из груди у них обоих. Ибо гладкий каменный пол, явившийся взору в круге света, представлял собой сплошную шевелящуюся пятнистую массу гремучих змей, которые все ползли к очагу, время от времени угрожающе поворачивая омерзительные головы в сторону объятого диким ужасом мужчины с фонарем.

Сие кошмарное зрелище Одри видела лишь несколько мгновений. Бесчисленные рептилии были всевозможных размеров и, вероятно, нескольких разновидностей, и она успела заметить, как две или три из них резко вскинули головы, точно собираясь броситься на Уокера. Одри не лишилась чувств, а погрузилась в кромешную тьму потому лишь, что фонарь погас, когда Уокер замертво рухнул на пол. После первого своего душераздирающего вопля он не издал ни звука, полностью парализованный страхом, и упал, словно сраженный бесшумной стрелой, пущенной из потустороннего лука. Одри показалось, будто весь мир закружился вокруг нее фантастическим вихрем, где явь смешалась с кошмарным сном, от которого она недавно пробудилась.

Одри утратила всякую способность к сознательному действию, ибо воля и чувство реальности покинули ее. Она бессильно откинулась на подушку, надеясь вот-вот проснуться. Поначалу она толком не сознавала, что все происходит наяву. Потом мало-помалу у нее закралось подозрение, что она не спит вовсе, и тогда несчастная содрогнулась от захлестнувших душу горя и панического страха и истошно закричала вопреки злым чарам, ввергнувшим ее в немоту.

Уокер погиб, и она не смогла ничем помочь ему. Он умер от змеиных укусов, как и предсказывала старая ведьма, когда он был малым ребенком. Бедный Волк тоже ничем не помог своему хозяину — вероятно, он даже не пробудился от своего старческого сна. А теперь ползучие гады наверняка подбираются к ней в темноте, все ближе и ближе, и может статься, в данный момент они обвиваются вокруг кроватных столбиков и неслышно перетекают на грубые шерстяные покрывала. Одри бессознательно зарылась поглубже под одеяла и затряслась всем телом.

Должно быть, это проклятие Йига. Он прислал своих чудовищных отродий в канун Дня Всех Святых, и они забрали Уокера первым. Но почему — ведь он ни в чем не виноват! Почему они не напали сразу на нее — разве не она одна убила новорожденных гремучек? Потом Одри вспомнила рассказы индейцев о проклятии Йига. Нет, ее не убьют, а просто превратят в пятнистую змею. Брр! Она станет одной из мерзких тварей, кишмя кишащих на полу, — отвратительных тварей, присланных за ней Йигом, уже готовым причислить ее к своему племени! Одри попыталась пробормотать оборонительное заклинание, которому научил ее муж, но не смогла издать ни звука.

Громкое тиканье будильника перекрывало сводящий с ума рокот далеких тамтамов. Змеи все еще не добрались до нее — или они нарочно медлили, чтобы потерзать ей нервы? Часы продолжали мерно тикать в темноте, и постепенно мысли Одри приняли иное направление.