Ужасная госпожа (СИ)

Пурнима не очень уверенно кивнула. Недолюбливая змей, она попросила собрать их одного из слуг.

— Ну а если и укусит, значит на то Божья воля, — притворно вздохнула Исабель и покосилась на спящего брата.

Хотела ли она, чтобы он умер? Всем сердцем. Наконец-то избавиться от слабого и вечно хнычущего напоминания о смерти матери, которое к тому же отвлекает на себя внимание дорогого папеньки.

— Живее, — притопнула на медлящую служанку, и Пурниме ничего не осталось, как осторожно положить на кровать спутанный клубок тел.

С едва слышным шорохом змеи поползли по кровати и вскоре почти все пригрелись рядом с человеческим телом.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно прошептала Иса и вышла из комнаты брата.

Босые ноги поднимали облачка пыли, сари трепетало и обрисовывала худощавую фигурку, длинная коса растрепалась и танцевала по узкой спине.

Она прошмыгнула на кухню, стащила с прикрытого тряпицей блюда несколько лепешек, выложила на середину чатни и завернула в уголок сари, прихватила кувшинчик молока и, пока не заметили, высочила на улицу.

Солнце уже клонилось к горизонту, и в его косых лучах, пронизывающих тонкую ткань и покрывающих смуглые худые руки золотистым глянцем, Дипали юркнула в приоткрытую дверь конюшни.

Осторожно ступая, чтобы не потревожить животных, добралась до закутка, где, распластавшись на соломе после ухода Исы, дремал Витор. Опустилась на колени и потрясла его за плечо.

— Эй, вставай. Ты живой? Эй, — горячо шептала она в темноте.

Конюх дернулся и застонал, когда воспаленная кожа натянулась.

— Дипали? — проморгавшись, хрипло спросил он. — Ты что здесь делаешь?

— К тебе пришла. Вот, — она положила завернутый угол сари у ног Витора и сама пристроилась рядом, — поесть тебе принесла.

Дипали отломила кусок лепешки, прихватила ею чатни и протянула Витору, прижавшись всем телом.

От полоснувшей спину боли Витор дернулся и скрипнул зубами.

— Попробуй, это вкусно, — ластясь к нему кошкой, уговаривала Дипали. Она поднесла завернутое в лепешку чатни к самым губам Витора и потерлась о него грудью, едва прикрытой тонкой тканью. — Или после госпожи я для тебя недостаточно хороша? — жарко шептала на ухо. — Недостаточно чистенькая и не так приятно пахну? С ней ты не был таким недотрогой, — воспользовавшись замешательством, она проворно засунула лепешку Витору в рот и дольше, чем было необходимо, задержала пальцы на его губах, чуть надавливая, чтобы в полной мере ощутить их упругую мягкость.

— Дипали, не надо. Я плохо себя чувствую.

— С госпожой ты не был таким капризным, — обиженно возразила Дипали и, не желая больше пререкаться, подхватила сари и уселась на Витора как на лошадь. — Поверь, со мной будет не хуже, — зарывшись в его волосы смуглыми пальцами, она плотнее устроилась на его бедрах.

Витора опалило нетерпеливым жаром юного тела. Все отступило — усталость, боль — остались только рваные толчки пульса и желание, завладевшее всем его существом.

Адреналин кипел в крови и туманил голову. С глухим стоном Витор впился в смуглые, пахнущие молоком губы, а Дипали возилась с завязками штанов, торопясь освободить его от последней помехи.

Легкие и проворные пальцы, порхающие по его бедрам, еще больше распалили Витора и, едва дождавшись, пока девчонка закончит, повалил ее на солому.

Дипали не командовала, не приказывала, покорно позволяла мужчине делать с собой что угодно и тихо постанывала в ответ на более сильный и глубокий толчок. Она откровенно любовалась им, гладила руки, плечи, целовала пальцы, врачуя его уязвленное Исой эго.

— Ты такой сильный, — бархатистый взгляд черных глаз был наполнен восхищением и благодарностью. — Мне еще ни с кем не было так хорошо, — Дипали раскрылась, сильнее подалась навстречу и прикрыла глаза.

Витор задрожал в предчувствии финала, сжал худые бедра, завороженно наблюдая, как в такт сильным толчкам колыхается смуглая грудь с небольшими напряженными сосками.

Хриплое дыхание срывалось с губ.

Толчок.

Еще один.

Он запрокинул голову, а горле уже клекотал вскрик удовлетворения и освобождения, когда на истерзанную спину снова опустился кнут.

Долетающий от пруда едва ощутимый и все-таки освежающий ветерок гладил упавшие на шею мягкие завитки, заигрывал с кружевными оборками платья. Пытаясь отвлечь, катал по столу свитки пергамента, но графиня сразу же пресекла баловство и придавила послания тяжелым пресс-папье в виде цветка лотоса из инкрустированной жемчугом слоновой кости.

Она вписала очередную цифру на странницу толстой книги в массивном кожаном переплете, отложила перо и встала, разминая уставшую от хозяйственного бремени шею.

Отцовский буфет — вот что было ее целью

Приоткрыв дверцу красного дерева, Исабель взяла бутыль и плеснула вино в серебряный кубок, наблюдая, как рубиновая пелена омывает металлические стенки.

Пригубила — глубокий терпкий вкус растекся по языку и раскрылся оттенками прогретого солнцем родины сладкого винограда, горечи дубовой бочки и крепкого, рвущего паруса ветра.

Недолго думая, она прихватила всю бутыль и вернулась за стол.