Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Олд-Бейли был самым жутким из английских «театров правосудия». Его здание, словно крепость, было обнесено полукруглой кирпичной стеной, которая изолировала осужденных от мира. Рядом находилась тюрьма Ньюгейт, где когда-то сидели такие известные личности, как Даниэль Дефо, капитан Кидд и Уильям Пенн, основавший в Америке колонию, позднее названную в его честь. Перед зданиями суда и тюрьмы раскинулась площадь, где до 1868 года проводились публичные казни. Тысячи зрителей собирались в день повешения, пробираясь поближе к эшафоту, чтобы во всех деталях увидеть, как дергается в петле осужденный. Порой казнь проходила всего через пару дней после вынесения приговора.

Чарльз Диккенс писал об Олд-Бейли: «Ничто так не поражает человека, который впервые входит [в здание суда], как спокойное безразличие, с которым ведется разбирательство; вынесение вердикта превращается здесь в рутину». Адвокаты, члены жюри и судебные приставы отдыхали, сидя на твердых деревянных скамейках, читали утренние газеты и разговаривали громким шепотом. Некоторые дремали в перерывах между слушаниями. Атмосфера небрежности, царящая в суде, оказывала сильнейшее влияние на тех, кто не сталкивался с ней раньше; все это равнодушие можно было бы простить, если бы не частота, с которой в Олд-Бейли выносились смертные приговоры.

Салливан находился на скамье подсудимых лицом к свидетельской ложе. Наверху – панель, которая усиливала звук его голоса. В XVIII веке над скамьей подсудимого вешали зеркальный отражатель, который освещал лицо обвиняемого, однако к тому моменту, как Листер впервые попал в суд, отражатель был заменен на газовый светильник. И то, и другое позволяло судье и присяжным изучить выражения лиц подсудимых, чтобы оценить достоверность их показаний – из-за столь сомнительного метода многие незаслуженно получали обвинительный приговор. Дело Салливана решали двенадцать присяжных. Не выходя из комнаты, они совещались и выносили вердикт – и все это в пределах слышимости подсудимого, судьба которого висела на волоске. За ложей присяжных находились галереи для зрителей, откуда люди, словно в театре, наблюдали разворачивавшуюся драму. Таков был век, когда вопросы жизни и смерти являли собой публичное развлечение.

Первым показания давал Томас Джентли – полицейский, к которому Джулия обратилась за помощью. Он сообщил суду, что подсудимый был пьян во время ареста, жертва же, напротив – совершенно трезва и в здравом уме в тот момент, когда сообщила, что на нее напал ее муж Джеремия Салливан. За полисменом выступили еще два свидетеля; оба утверждали, что слышали, как Салливан угрожал своей жене перед нападением.

Затем сама Джулия поднялась на свидетельское место. Полностью выздоровев и не демонстрируя каких-либо негативных последствий полученной травмы, она бесстрашно говорила в лицо мужу, которого не видела с той ночи. В течение долгого времени Джулия подробно вспоминала события 26 июня. В какой-то момент Салливан обвинил ее в том, что она живет с другим мужчиной в надежде, что это смягчит обвинения. Судья спросил Джулию, изменяла ли она когда-либо мужу, на что она ответила: «Никогда в жизни; не найдется ни одного человека, который бы подтвердил это, но кто угодно подтвердит, что мой муж – убийца, и всегда был таков в душе».

Наконец, настала очередь Листера. Он оделся в традиционно мрачные цвета, отчего производил впечатление властного человека – редкость для юноши его лет. Молодой хирург обратился к судье и присяжным: «При осмотре я обнаружил рану, из которой вываливалась кишка – около 20 см тонкого кишечника… без сомнения, ранение было нанесено одним ударом, одним инструментом». В зал внесли окровавленный нож, который был найден Томасом Уолшем – тринадцатилетним посыльным при магазине рядом с домом хирурга Мушата. Воцарилась тишина, и зрители в галерее перегибались через перила, чтобы хотя бы мельком увидеть оружие. Прокурор заявил, что Салливан выбросил нож прежде, чем Джентл и другой констебль взяли его под стражу. Момент был выбран идеально, поскольку все в суматохе искали медика, который поможет Джулии. Нож был передан Листеру, который внимательно изучил его, прежде чем подтвердить, что лезвие соответствует типу травмы, полученной Джулией, и поэтому весьма вероятно, что Салливан использовал именно это орудие.