Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Раньше врачи и хирурги считали воспаление неотъемлемой частью процесса заживления, об антисептике никто тогда не думал.

Листеру не пришлось ждать долго, прежде чем он смог протестировать новый препарат. В марте 1865 года он удалил гниющую кость запястья пациенту в Королевском госпитале, после чего тщательно промыл рану карболовой кислотой, надеясь, что это очистит ее от загрязнений. К его большому разочарованию, началась инфекция, и Листер был вынужден признать, что эксперимент провалился. Еще одна возможность представилась спустя несколько недель, когда двадцатидвухлетнего Нила Келли доставили в Королевский госпиталь со сломанной ногой. Листер снова применил карболовую кислоту Калверта – и снова появилось нагноение. Листер по-прежнему считал, что карболовая кислота была ключом и винил в неудаче себя: «Опыт провалился, однако это доказывает несостоятельность не субстанции, но того, кто ею некорректно воспользовался».

Листеру необходимо было разработать лучшую систему, если он собирался продолжать пробовать карболовую кислоту на пациентах. Он не мог продолжать экспериментировать бессистемно – слишком много переменных от случая к случаю, мешающих исследовать эффективность вещества. По этой причине он на время исключил случаи оперативного вмешательства. И, поскольку простые переломы не влекли за собой повреждения кожного покрова, Листер рассудил, что микробы не могут попасть в организм иначе, чем через открытую рану. Потому он решил ограничить свои опыты с карболовой кислотой до открытых переломов: при подобной травме сломанная кость нарушала целостность кожного покрова. При таких переломах часто происходило заражение с последующей ампутацией, так что с этической точки зрения тестирование карболовой кислоты на сложных переломах было обоснованным. Если антисептик не сработает, ногу все равно можно ампутировать, однако в случае успеха конечность будет сохранена.

Листер проявлял в отношении этих опытов «осторожный оптимизм». Все, что ему оставалось – дождаться, пока в госпиталь не поступит кто-то с подобной травмой.

* * *

Грохот экипажей по оживленным улицам Глазго начинался на рассвете и не прекращался до той поры, когда большинство жителей города уже засыпали. Тяжелые дилижансы опасно ехали по неровным дорогам, в то время как омнибусы, заполненные пассажирами, грохотали по перегруженным магистралям. То и дело встречались обозы торговцев, заваленные товарами, порой они в безумном порыве зигзагом пересекали движение, чтобы пробиться к рынку. Иногда замедлял буйство до почтительного обхода катафалк, задрапированный в черное, с процессией скорбящих, но по большей части это была бурная река колесного и пешеходного движения. Переполненные города, такие как Глазго, звучали «словно шум колес всех вагонов, когда-либо построенных, смешался в один приглушенный хриплый стон», – писал современник. Повседневная городская какофония изводила слух и зрение тех, кто еще не привык к этому.

Именно в этот хаос окунулся одиннадцатилетний Джеймс Гринлис в обычный, немного сырой день в начале августа 1865 года. Он бесчисленное количество раз перебегал дороги, но на мгновение внимание его рассеялось. Едва он ступил на проезжую часть, попал под колеса повозки. Мальчика швырнуло на землю, левую его ногу раздробило колесом с металлическим ободом. Водитель остановил повозку и в панике спрыгнул вниз, к месту происшествия бросились свидетели. Гринлис лежал и кричал, по его лицу текли слезы. Большеберцовая кость треснула под весом телеги и выпирала через кровоточащую рану в голени. Если и была хоть какая-то надежда спасти ногу, требовалось немедленно доставить Гринлиса в больницу.

С учетом состояния Гринлиса эта задача была нелегкой. Тяжелую телегу пришлось сдвинуть с ноги, а самого мальчика – осторожно поднять на самодельные носилки и провезти через весь город. Его доставили в Королевский госпиталь через три часа после аварии. К тому времени, когда он был принят в палаты, Гринлис потерял много крови, и ситуация казалась критической.

Как одному из дежурных хирургов в тот день, Листеру доложили, как только мальчик был доставлен в больницу. Он спокойно оценил ситуацию. Перелом не был чистым; что еще опаснее, в него явно попала дорожная пыль и грязь, так что возможную ампутацию нельзя было списывать со счетов. Листер сознавал, что многие пациенты погибли из-за открытых переломов, куда менее серьезных, чем этот. Его тесть Джеймс Сайм, вероятно, прооперировал бы мальчика немедленно. Однако Листер также понимал, что потеря ноги почти наверняка низведет Гринлиса до гражданина второго сорта, серьезно ограничив его возможности трудоустройства в будущем. Как зарабатывать на жизнь, если не можешь ходить?