Ужасная саба и ее хозяин

— Во имя Трехликой, — сокрушенно выдохнул Эйдан и тут же подхватил Лейтис на руки, усевшись на кровать вместе с ней и крепко прижав к себе. Пожалуй, не упоминая объяснить не получится никак. Пожалуй, лучше вообще откровенно во всем сознаться, лишь бы его чудесная девочка не думала, что она для него непривлекательна. — Очень нравишься, Лейтис, безумно, невыносимо. С первого дня, что ты здесь. Я сегодня так на тебя засмотрелся, когда ты там возле клумбы стояла, взгляд отвести невозможно… А сейчас и вовсе… невозможно. Ты невероятно красивая и соблазнительная. Но… я хочу, чтобы между нами что-то было, только если ты тоже хочешь, по-настоящему, а не просто потому, что я твой доминант и имею право.

— Как будто на мне где-то написано, что я не хочу, — в сердцах сказала Лейтис, — Или я пристаю ко всем встречным и поперечным и выгляжу такой нимфоманкой, которой не вы нравитесь, а любой встречный, у которого член в штанах имеется. С чего вы вообще такое взяли. Это обидно, между прочим. Как будто я сама вообще ничего решить и понять не могу.

Ему немедленно сделалось невыносимо стыдно. Потому что он, ее доминант, не понял ее чувств и желаний. И обидел этим Лейтис, сильно. Что следует из того, что его саба решила соблазнить его вовсе не из благодарности, а потому что он ей кажется соблазнительным, Эйдан сейчас сообразить не мог. Он слишком волновался про то, что ее расстроил, чтобы думать о приятных перспективах в эту минуту.

— Лейтис, хорошая моя, прости меня, — от всей души сказал он. — Я перед тобой виноват, я тебя не понял, не почувствовал… и виноват. Обидел очень, заставил переживать… я думал, ты это делаешь просто из хорошего ко мне отношения. Из благодарности за мое хорошее отношение. А не потому, что я тебе нравлюсь, как мужчина. И очень сильно этим обидел, потому что нравлюсь. И ты почти до слез расстроилась… и тогда за обедом тоже, да?.. Бедная моя, чудесная Лейтис, прости.

— Обидел. Я тут сутки коварные планы строила, как тебя все-таки соблазнить, а ты… вот, — Тут она уткнулась к нему в плечо и зарыдала.

Эйдан и сам чуть не расплакался от невыносимой нежности к ней, которая накрыла его разом, как огромная волна.

— Моя самая замечательная саба… Сутки. Так для меня старалась, бедная хорошая девочка, а я так ужасно себя повел, — проговорил он одновременно сочувственно и восхищенно, прямо ей в ушко, прижав ее к себе еще крепче. Сейчас не поцеловать ее было просто невозможно, он бы не вынес не поцеловать, и не поцеловать было бы самым чудовищным и жестоким преступлением. — Чудесная моя… Красавица моя… Самая соблазнительная… Самая изобретательная… Самая-самая-самая… — полушепотом говорил он, касаясь ее губ короткими поцелуями и вытирая пальцами слезы со щек. А потом приник к этим губам так ласково и так жадно, как хотел все это время, и, не переставая целовать, уложил на кровать, чтобы улечься рядом и продолжить поцелуй, сжимая Лейтис в объятьях.

— Все равно ведь не соблазнила, — горестно сказала она, когда он прервался, — Ты меня жалеешь, а не повелся.

Эйдан, который за эти несколько минут уже успел заново "повестись" так, что с него пижамные штаны сползали, очень пристально и внимательно уставился на Лейтис, потом перевел взгляд на тот самый орган, из-за которого сползали штаны, и который свидетельствовал о его желаниях лучше любых слов, снова посмотрел на нее, а потом перевернул на спину, нависнув сверху и глядя прямо в глаза.

— Тебе просто попался самый суровый доминант Луденвика, — нарочито серьезно сообщил он. — Который сдерживает свои желания стальной хваткой, даже когда рядом с ним расхаживает самая соблазнительная саба Луденвика в одном красивом нижнем белье, которую хочется незамедлительно прижать к стенке и взять прямо так, стоя, потому что невозможно терпеть, когда она такая красивая. И даже когда она невыносимо эротично трогает его ногой под столом, он остается невозмутим и не велит ей залезть под этот самый стол, чтобы незамедлительно доставить ему удовольствие, хотя ему очень хочется. И теперь бесконечно сожалеет, что этого не сделал. Впрочем… я ведь могу завтра утром за завтраком?.. — полувопросительно сказал он, продолжая смотреть на нее, склонившись к ней совсем близко.

— О да, мой хозяин, — с придыханием ответила Лейтис, — Хоть весь завтрак, я вся в вашем распоряжении.

"Ох, девочка" — мысленно вздохнул Эйдан и тут же нетерпеливо прижался к ней бедрами. Это было прекрасно: и видеть, и ощущать наконец ее желание, которое больше не смешивалось с его собственным — откровенное и сладкое, головокружительное. Самое упоительное, что может быть в мире: то, как Лейтис хочет его. Своего доминанта, способного завести ее даже не приказом, а обещанием приказа. Во имя всех богов… ни один мужчина в мире не мог быть счастливее Эйдана в эту секунду.