Ужасные невинные

Только теперь я начинаю различать двух сестер-близняшек в ванной: нагота Лоры вооружена до зубов, а у Август… У Август есть бреши в обороне. Обе они в подробностях изучили страсть, но ничего не знают о любви, или нет, не так: о любви им рассказывали совсем разные люди и совсем разные вещи, отраженный свет преломился в них неодинаково. Исповеди, которые приходилось выслушивать Август, были не лишены романтизма, циничные откровения за пивом и рыбешкой из оникса достались Лоре. Обе они холодны, но Август на несколько градусов теплее, луковицы голландских тюльпанов в ее присутствии замерзнут, хотя и не сразу. Зато у кабачков цукини будет шанс выжить.

– По-моему, он влюблен, – высказывает предположение Август.

– Не исключено, – Лора все еще улыбается.

– А если и влюблен, то не в тебя, принцесса. – Август умеет наносить удар.

Лоре вовсе не нравится такой поворот, она плещет водой в лицо Август, будь у нее в руках револьвер с шестью пулями, Август получила бы их: по одной на каждый глаз, по одной на каждый сосок, еще одна влетела бы в рот, еще одна легла бы между бровей.

– Разве есть люди, не влюбленные в меня?

– Я знаю по крайней мере троих. Хорошо, что у Лоры нет револьвера.

– Но ты-то, ты-то… любишь меня? – Пальцы Лоры касаются пальцев Август.

– Конечно. – Пальцы Август касаются пальцев Лоры.

Их тела просвечивают, я вижу, что у них внутри, никакое это не откровение: если я вижу в темноте, то разглядеть, что спрятано у девушек под кожей, не составит труда. Плевое дело. Дырокол вместо сердца у Лоры (влияние Хайяо оказалось сильнее, чем я предполагал). С Август сложнее – мелкие, сцепленные друг с другом детали, но ничего такого, на что бы я не наткнулся в ее ящиках, ничего такого, что удивило бы меня: одна из шахматных фигурок (ферзь), леденец, покрытый табачными крошками, тюбик с детским кремом.

Я еще не научился по-настоящему обращаться со своим даром: видеть то, чего обычный человек не увидит, можно ли разработать его, отшлифовать, довести до совершенства? Сказать по правде, мне самому не хотелось бы этого, дырокол в Лориной груди выглядит удручающе. И слава богу, что видение заканчивается, едва начавшись.

– Твой приятель, он грустит. – Август по-прежнему говорит обо мне в третьем лице.

– Он и правда влюблен. – Лора наконец-то берет себя в руки.

– Не в тебя.

– Не в меня. Он влюблен, потому и приехал.

– 9Я9 Его девушка в Москве?

– Его девушка! – голос Лоры полон сарказма. – Его девушка еще не в курсе, что она – его девушка.

Лора, что ты задумала, Лора?..

– Но ради нее… Ради нее он уже угнал джип.

– Что ты говоришь? – теперь Август смотрит на меня с неподдельным интересом. – И какой?

– Черт его знает, – Лора, в отличие от Август, не слишком разбирается в тачках. – Впечатляющий. По-моему, такой же, какой ты продала Самолетовой в прошлом году.

– «Тойота»?

– «Тойота», да.

– Круто! Она должна это оценить. – Август простодушна. Даже слишком, даже для летных курток, пожарных курток и курток разносчиков пиццы.

– Она? Она этого не оценит, уж поверь мне.

Лицо Лоры. Все, что я вижу перед собой, – застывшее лицо Лоры. И не только лицо. Вода, доходящая до Лориных сосков, – она тоже застыла; корка льда, тонкая вначале, с каждой секундой становится все толще, все крепче, интересно, заметила ли это Август? Нет, конечно нет.

Резиновая уточка, плавающая рядом с Август, умиляет.

– Дай мне халат, – командует Лора.

Вросшая в лед, как она думает выбираться?

Никаких затруднений, от Лоры пахнет сладкими миндальными орехами, но даже этот запах не может перебить запах мокрого железа – того, что в груди у Лоры, дырокол-то был не пластиковым, железным!.. Я набрасываю халат ей на плечи.

Картинка почти идиллическая.

– Отлично. Отлично себя чувствую.

Лора лжет, она чувствует себя совсем не отлично, ванна не помогла, и Август не помогла, и пена с запахом миндальных орехов, и резиновая уточка, Лора страдает. Все то, что она сказала обо мне и Тинатин, относится и к ней.

– Твой приятель сварит нам кофе? – спрашивает Август.

– Я сама сварю нам кофе.

…Кофе по ресторанному критику из попсового журнала для легковерных тамагочи: много кофе, желательно разных сортов, чуть меньше корицы, еще меньше гвоздики, еще меньше имбиря. Кофе получается вполне сносным. Мы пьем его в разных углах: Август сидит на полу, сложив ноги по-турецки, Лора валяется на диване, я пристроился в одном из кресел.

– Днем я должна быть на Пречистенке. – Август лениво болтает ложечкой в чашке. – У меня съемки. А вечером можно забуриться в клубешник. Я знаю отличное местечко, ты там еще не была.

– Вечер у нас занят. А что ты забыла на Пречистенке?

– У меня съемки. – Август грустнеет, непонятно, с чем это связано: с ее делами на Пречистенке или с отказом Лоры.

– Концептуальные фото унитазов?

– Почти. Концептуальные фото модных писателей.

– Вот несчастье! У нас есть модные писатели?

– И даже больше, чем ты думаешь.

– Ненавижу модных писателей. – Лора вполне искренна.

– Их все ненавидят, но все читают, – философски замечает Август.

– Их никто не читает, но все о них говорят, – философски замечаю я.