Ужасные тайны старого особняка

Это привело его в чувство. Он открыл глаза, обвёл мутным взором помещение и содрогнулся всем телом. С усилием встал, покаянно молвив:

– Простите меня шибко сильно, однако! Я за всё, за всё заплачу! Только не волнуйтесь, пожалуйста, однако!

– Тут уже не за что волноваться, – показала мама на погром в комнате, с трудом удерживаясь от более эмоциональных выражений. – Только тебе придётся её забрать. И побыстрее, ну!..

– Конечно, конечно! – закивал Муравский. – Шибко быстро заберу, однако!

Неловко повернувшись, он локтём вышиб стекло в серванте, попутно разбив большую часть посуды в нём. Мне стало дурно.

Муравский весь покрылся красными пятнами. Барсом метнулся со звериным рыком к кошке, ловко ухватил за хвост ошалевшее от его прыти животное, сгрёб в охапку и с реверансами и всяческими извинениями попятился к выходу, повалив по пути этажерку с книгами и сувенирами.

Когда дверь за ним закрылась, мама обрела дар речи. Слабым голосом она произнесла:

– Это совершенно ужасный человек. Хуже Содома и Гоморры вместе взятых.

Спорить с ней мне не хотелось.

Позже отец провёл переговоры с родителями Муравского, а мама не пошла, сказала, что больше даже просто видеть не может их сына. В какой-то степени ущерб был нам возмещён…

С Муравским мы даже помирились. Но это было позже, намного позже…

Но хватит, больше не буду об этом говорить. Ни разу и ни слова! Даже вспоминать не буду. Ну, нисколечки! Вы сами понимаете, почему…

Загадка древнего подвала

В последующие дни Алёнка постоянно напоминала нам об Особняке. Особенно это не нравилось Муравскому. Он постоянно указывал на свою якобы больную ногу. Но однажды он забылся и на перемене устроил забег с Вадькой из соседнего класса. Обогнал его, издал ликующий крик и тут же осёкся, увидев нас с Димкой. А в стороне ещё стояла и Алёнка. Теперь уже Муравский отпереться не мог. Пришлось ему соглашаться на поход к Дому.

Мне было стыдно отказываться, если решила туда идти Алёнка. Раз девчонка не боится, то мне тем более стыдно. Это ж позор какой! Согласился.

Мы стали зазывать Генку с Никитой, но они находили какие-то отговорки. Димка обвинил их в трусости и запальчиво воскликнул, указывая на Алёнку:

– Даже она смелее вас, а вы просто трусы!

– Неужели? – На их защиту неожиданно встала Алёнка. – Ничего они не трусы, они пойдут с нами. Так ведь, мальчики?

Генка с Никитой усиленно закивали, пряча глаза.

Муравский уважительно сказал Алёнке:

– А ты шибко смелая, однако.

Она засмеялась и покачала головой:

– Неужели? Я такая же, как и вы. Просто я знаю то, чего не знаете вы.

– А чего мы не знаем? – послышался почти одновременный хор наших голосов.

– Я знаю, что нечисть боится света, а потому днём она прячется подальше. Это мне бабаня сказала. И ещё нечисть боится тех, кто крещён. Такие люди под защитой бога и ангелов. А ещё они молитвы и креста боятся. Мне бабаня говорила. Тем более, серебряного креста. На мне как раз такой и молитвы я знаю. Бабаня меня научила.

Бабаней Алёнка называет свою бабушку.

– Я тоже не нехристь какая, крещёный, – сказал Никита.

– И я!

– И я!..

Димка даже крестик показал. Только один Муравский оказался среди нас некрещённым.

– Ничего, ты выучи Иисусову молитву, она короткая, а потом читай, если что, – сказала Алёнка. – Я тебя научу.

Я обругал себя мысленно за то, что забыл сегодня надеть нательный крестик: снял его, когда умывался, да так и оставил на раковине. Нужно будет идти в Особняк с ним.

– И ещё, – с очень значительной миной на лице обратилась к нам Алёнка, – вряд ли там когда-то была и есть ныне нечисть. Бабаня мне сказала, что если кто там и был, то лишь те, кто пытались чем-то поживиться. Вот их вы и приняли за чертей, кикимор, домовых и анчуток. – Последнее слово она говорила, глядя на меня, это я врал им про анчутку. Неужели догадалась?

– И чем же кто-то может поживиться в пустом старом доме? – спросил Никита.

– Это могли быть просто мальчишки. Или – бомжи. А может, кладоискатели.

– Какие ещё кладоискатели? Однако, разве клады в таких домах ищут? Шибко глупо! – удивился Муравский.

Алёнка парировала:

– Бабаня сказала, что именно в старых домах есть вероятность найти клад. Раньше всякие времена были, вот и прятали от ворогов.

Конечно, слово «вороги» Алёнка услышала от своей бабушки или как она её называет – бабани.

Алёнка продолжала:

– Раньше Самара была купеческим городом, очень богатым городом, ибо в ней жило много купцов, промышленников, заводчиков, предпринимателей. Её называли «Вторым Чикаго». Они многим чем владели, им было чего прятать. Бабаня говорит, что некоторые только этим и занимаются, ищут клады. В первую очередь – в старых домах. А Особняк очень старый.

– Он даже древний, – заявил Димка, – самый древний в городе. Значит, Самара – очень кладовитый город!

– Ну, это вряд ли, – возразил ему я, – вон на улице Степана Разина имеются дома и старше.

– Неужели? Да, кстати, о Степане Разине, – молвила Алёнка, – бабаня говорила, что он зарыл по разным местам множество кладов. В том числе, и на Самарской Луке. Их ищут-ищут, но найти не могут.