– Мам? Я приготовил пасту. Извини, меня завалили домашкой, и я забыл достать курицу из морозильника.
Я вошла на кухню и крепко обняла сына. Отступив на шаг, я оглядела его лицо, прежде чем погладить бархатистые мочки ушей и поцеловать в лоб, чего он не любил, но, тем не менее, позволял мне делать.
В свои тринадцать лет Мишка уже был на голову выше меня. Неудивительно, ведь он пошел в своего отца, который в школе был тайт-эндом[10], ростом шесть фунтов три дюйма[11].
Наверное, это должно было меня расстраивать.
Мишка, можно сказать, взял мою матку напрокат, а в итоге вырос вылитым Робертом Гассманом. Те же растрепанные каштановые волосы, лукавые изумрудные глаза с золотыми прожилками, глубокие ямочки, которые проступали даже при разговоре, и слегка крючковатый нос.
Да, должно было расстраивать, но это не так.
Мишка рос настолько самодостаточным человеком, что Роб казался лишь бледной копией, словно старое письмо, написанное карандашом, слова в котором выцвели от времени и стали почти неразличимы.
– Паста – это прекрасно.
Я поднялась на носочки, чтобы поцеловать Мишку в щеку. При всей своей привлекательности, он, как и другие мальчики его возраста, пах носками, гормонами и фермерскими козами.
Я отстранилась, заметив, что он уже накрыл на стол и поставил тарелки.
– Как дела в школе?
Мы сидели за столом, ковыряя пасту «аль денте» (читайте: совершенно сырую), залитую подозрительным соусом из супермаркета.
– Довольно неплохо. В смысле, мистер Шепард все еще донимает меня по поводу вступления в футбольную команду, что неприятно, но в остальном неплохо.
– Не позволяй ему заставлять тебя что-либо делать. Ты не Роб. Ты не обязан играть в футбол.
– Не бойся, я не свихнусь на спорте. Он отнимает слишком много сил, а в будущем никак не пригодится.
– Что-нибудь еще происходит в твоей жизни?
Мишка сморщил нос, отчего сразу проступили ямочки.
– Не особо.
Что-то внутри меня смягчилось, превратившись в почти тупую боль.
Он не хотел рассказывать мне о видеоигре. Не хотел волновать меня по этому поводу.
– Как прошел день на работе?
Он подцепил вилкой красную пасту и запихнул в рот.
Теперь наступила моя очередь лгать. Или, по крайней мере, выдать искаженную версию правды.
– Отлично. В ближайшие несколько недель, возможно, мне понадобится выйти на дополнительные смены. Значит, я заработаю больше денег. И мы сможем немного раскошелиться. Хочешь что-нибудь купить?
Я тоже запихнула в рот пасту.
К счастью, этот дурацкий круиз был оплачен Костелло, которые не испытывали недостатка в деньгах.
– Не, у меня все есть. Ты должна потратить деньги на себя, мам. Ты никогда себе ничего не покупаешь.
– Глупости.
Я помахала ладонью, глотая холодный воздух, язык словно горел.
– Я, например, всегда хожу на маникюр.
– Ага, конечно. Тетя Гейл делает тебе его бесплатно. Я не дурак, – он закатил глаза.
На самом деле, он и правда был далеко не дурак. Мудрый и разумный не по годам. Пора было перестать врать ему по пустякам, чтобы почувствовать себя лучше.
Остаток вечера прошел в блаженстве.
Мы с Мишкой вместе смотрели «
Через несколько минут я услышала в коридоре тихий храп, доносящийся из-за приоткрытой двери. Кажется, этот мальчик может спать прямо во время кентуккийских скачек, находясь при этом на коне.
Я усмехнулась про себя, покачала головой, собирая наши миски с мороженым и пустые стаканы из-под холодного чая и направляясь на кухню. Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда я начала мыть посуду.
С тихим вздохом я выключила кран, вытерла насухо руки и направилась к входной двери.
Не успела я дойти до нее, как кто-то снова нажал на звонок.
– Иду, иду. Тише.
Это могла быть моя мать, проходившая мимо нашего дома во время ночной прогулки для похудения и решившая сказать мне, что она все-таки купит Мишке видеоигру? Или моя сестра, которой вдруг захотелось, чтобы я в последнюю минуту проверила изменения в цветочных композициях или свадебном меню?
Я распахнула дверь, и весь воздух мгновенно покинул мои легкие, сорвавшись с губ потрясенным свистом.
На крыльце стоял Роб Гассман, мой школьный возлюбленный и непутевый папаша Мишки.
Через тринадцать лет после того, как бросил меня беременной в шестнадцать.
– Неряшка Несси, – он улыбнулся. – Взрослая и прекрасная.
Два
Теннесси
Я захлопнула дверь прямо у него перед носом.