Ужасный век. Том I (СИ)

О долге с Робином говорил в последнее время не только отец. Эта мысль не могла не прийти в голову юного рыцаря, пока хмель окончательно брал верх, повергая его в вязкое забытьё. Юноша вспоминал встречу в ведьмином доме. И правда: ночью вовсе не Святую Беллу желают увидеть…

Глава 13

История со шлемом Тиберию не понравилась. Его должность в основном требовала не думать, а действовать, конечно. Но это не означало, что действия должны быть безрассудными.

Очень уж всё выходило гладко. Недавние события укоренили в голове магистра одну мысль: совпадения не обязательно случайны. Даже вовсе наоборот. За тем, что кажется случайным, куда вернее видеть чью-то волю — и речь необязательно о людях.

Это было бы не так плохо, помогай Творец Небесный своим паладинам какими-нибудь чудесами. Но на чудеса он пока оказывался скуповат.

Известно уже, чьими происками оказалось внезапное обнаружение живого и здорового Мартина Мика. После этого паладин-магистр не мог не насторожиться, узнав от Викентия и барона историю столь узнаваемого барбюта.

Таким вот чудесным образом именно сейчас попался человек, носивший шлем пропавшего паладина. И ни он, ни его люди уже ничего не могли рассказать: все они погибли. Теперь магистру предлагали поверить, что Вермилий — действительно жертва гвендлов. Того самого Даглуса. И убийцы, выходит, мертвы: обстоятельства прояснились, отмщение свершилось, а шлем упокоится в столичной крипте. Вроде бы на том всё.

Может, Тиберий и поверил бы. Он вполне мог заставить себя поверить. Но ведьма намекала на совершенно иное, странная история с Мартином и хижиной — тоже. Да и пора было окончательно признать: тёмные дела творятся в Вудленде. Последнее, что тут стоит делать — верить кому-либо. Барону, что ли? При всём уважении к легендарному полководцу, главе прославленного рода и близкому другу короля — больно много скользких речей вёл лорд Клемент. Конечно, явление нечистых сил почти отринуло подозрения, будто сам барон причастен к исчезновению Вермилия. Но трудно доверять властителю края, где так запросто можно встретить язычников, их крещёную родню и не боящуюся служителей Церкви ведьму.

А уж самой-то ведьме верить — точно последнее дело. Для истового служителя Церкви недопустимое.

Эти мысли в голове Тиберия вращались всю дорогу — с момента, как он, получив в Фиршилде внезапное мрачное известие, выехал обратно к Колуэю. Паладины выдвинулись всем отрядом, почти полусотней человек, и вдвое больше сопровождало барона Гаскойна. При лорде Клементе были и местные рыцари, и многочисленные сквайры, и простые солдаты. Не поехал только сир Робин, сказавшийся больным: уклонился даже от разговора за торопливой утренней трапезой.

День выдался ещё более холодным и сырым, чем прежние. Хоругви Церкви и жёлтые знамёна с елью хлопали на порывистом ветру. Дождь то едва моросил, то вовсю барабанил по доспеху, но ни на минуту не прекращался. Скверный день, скверные вести, скверная картина перед глазами.

Всадники понуро глядели на пепелище. Колуэй был сожжён дотла.

Чернел покосившийся частокол, от деревянных башен остались бесформенные груды. Дождь едва потушил сожранные пламенем дома: кое-где ещё немного дымилось. Уцелел только покрытый копотью камень, из которого колуэйцы сложили церковь — но изнутри выгорела и она. Даже посевы вокруг деревни пострадали значительно. Рядом с ними спешно вырыли ямы, мужичьё волочило к ним скрюченные обгорелые трупы. Похоронные обряды свершали кое-как: всё равно почти невозможным оказалось опознать погибших.

Даже рыцарей теперь не узнаешь: разве только поймёшь по доспехам, что это не простой человек, а кто-то из орденских братьев или сквайров. Выжили очень немногие. Деревенский староста рыдал обо всём местном духовенстве, всём гарнизоне Винслоу и примерно половине жителей. Что до рыцарей — кое-кого из обожжённых, надышавшихся дыма, но всё ещё живых, без промедления отправили в Фиршилд. Среди них был и приор Найджел, о котором оставалось только молиться. Приор цеплялся за жизнь, хотя огонь изуродовал его до неузнаваемости.

— Творец Небесный, помилуй и прими на Небесах верных слуг Твоих, облегчи муки пострадавших за святую веру, сохрани жизни братьев наших… — Деметрий раз за разом крестился, не поднимая глаз.