Ужасный век. Том I (СИ)

Корабля не было видно — и это, конечно, скверная новость. С другой стороны, не наблюдалось вокруг и следов крушения. Солнце поднялось высоко, освещая бескрайнюю гладь океана и белый песок. Высоко над головой кружили чайки. На небе — ни облачка. Фелипе де Фанья совершенно не удивился, обнаружив рядом с собой книгу. Ту самую, разумеется.

— Ты здесь… — он прижал фолиант к груди.

Долгая история. Лет десять назад назад Фелипе уже повезло отыскать в родной Балеарии нечто тайное. И при том — действительно стоящее. Тогда речь шла ещё не о книге. Это было общество людей — выдающихся и влиятельных, не афиширующих того, что их объединяло. Разумеется, всевозможных тайных обществ в Балеарии хватало, но что они представляли собой? Предлог для попоек и оргий знатных господ. Или бессмысленные игры юных дворян в загадочное, а чаще — вовсе пустопорожние разговоры о политике. Полная чушь.

В том обществе всё было иначе. Люди, которых оно объединило, действительно стремились к чему-то великому — и были способны великое совершить. Одна лишь беда: до сих пор они не вполне точно представляли, о каких именно переменах идёт речь. Найденная книга, как всею душой надеялся Фелипе де Фанья, должна была изменить многое. Должна была указать путь.

Время чудом более-менее пощадило фолиант: страницы сделались ветхими, а чернила порядком выцвели, но ничего. Слухи об этой книге оказались почти забыты: неизвестно было, кто и когда её написал, а главное — зачем?

Немудрено, ведь книгу никто не сумел прочитать.

Огромный том был исписан письменами на языке, который не узнавал ни один человек.

Это не был какой-то из языков Старой Империи — или хотя бы нечто похожее на них. Не знали такого письма и на далёком континенте Шер: в этом Фелипе сумел убедиться. Невероятной удачей сыну графа удалось показать фолиант мудрецу из-за Восточного Леса — ради этой встречи пришлось инкогнито посетить Стирлинг. Увы! Тот человек также не знал подобного языка.

Да, многие считали: это просто шутка. Бессмысленные каракули. Но опытному в языкознании Фелипе не составило труда понять, что перед ним осмысленный текст. Обсуждая вопрос с членами тайного общества, учёный привёл этому тезису целый ряд доказательств.

Во-первых, было совершенно очевидно: книга написана твёрдой рукой, устойчивым почерком. Человек, тщательно выводивший эти строки, определённо привык пользоваться невиданным алфавитом. Ради такого качества мистификации пришлось бы тренироваться многие годы.

Во-вторых, легко было различить слоги в словах, союзы между ними, увидеть логику в сочетании и частоте употребления различных букв. Однообразность поначалу вводила в заблуждение, но затем Фелипе понял, что диковинный язык просто-напросто лишён гласных букв: их заменяли знаки огласовки. Необычно для Ульмиса, но вполне нормально для ряда заморских наречий.

В-третьих, сама структура текста виделась логичной, натуральной: он естественным образом делился на предложения и абзацы.

Мысль о шифре отпала очень давно. Шифр либо вовсе не похож на осмысленный текст, либо замаскирован под таковой: его можно прочесть, не поняв истинного содержания. Конечно, одним лишь предположением Фелипе не удовлетворился. Он потратил месяцы на применение всех известных науке способов дешифровки. Тщетно.

Нет, это не была тайнопись. И бессмысленными убористые строки тоже не являлись. Ясное дело: это настоящая книга, написанная каким-то вполне настоящим языком.

Очень древним, погибшим?

Нет, бред: книга выглядела очень старой, однако всё-таки не древней. Её и написали-то именно на бумаге, пусть очень необычной — а ведь бумагу изобрели не столь давно. Всего лишь несколько веков назад. Никакие языки ни в Ульмисе, ни в Шере с тех пор не погибли.

Значит, язык каких-то других земель, никому не ведомых? А вот это уже само по себе тянуло на тайное знание. И тогда Фелипе де Фанья по-настоящему принялся за работу. Работу, на которую ушло пять лет — пять долгих лет, в течение которых учёный посвящал фолианту всё своё время. Он трудился с рассвета до темноты, часто даже забывая о пище. Друзья и родные почти не видели его.

И титанический труд всё-таки дал плоды.

Фелипе де Фанья никогда не сумел бы прочитать книгу, не окажись она снабжена некоторыми иллюстрациями, а эти иллюстрации — пояснениями. Из странных гравюр учёный понял: он имеет дело с чем-то вроде исторического труда или записок путешественника. Пусть изображения выглядели абсолютно безумно, они дали некоторые зацепки. Одна догадка следовала за другой, раз за разом новые идеи учёного вели в очередной тупик.

Но однажды он наконец сумел прочитать кое-что. Очень немногое, конечно.

Однако того немногого хватило, чтобы в итоге оказаться здесь: на песчаном берегу неизвестного Фелипе де Фанье острова, далеко к западу от берегов Балеарии. В глубине океана.