Ужасный век. Том I (СИ)

Пока часовые оттаскивали перегораживающую проход телегу, Игги успел коротко объяснить им, как плохо дело. Наверное, не стоило этого делать — раньше приказов слухи поползут по всему лагерю, но спохватился десятник поздно.

Пару минут спустя заспанный Бенедикт и совершенно бодрый Регендорф внимательно слушали его. Старый монах потирал виски и шевелил бородой, пытаясь осмыслить случившееся. Рыцарь мял в руках оранжево-красный берет, сшитый по нортштатской моде. Игги чувствовал, что шатёр плотно обступили, хотя и не мог видеть сквозь стены. Наверняка в пересказах через вторые, третьи и десятые уста новости сделались ещё более тревожными.

— Пока мы не знаем о судьбе капитана и Ангуса, Люлья главный. — констатировал Регендорф.

— Да смилостивится над нами Творец Небесный, это именно так.

— Нам нужно вернуться с ответом. Мы должны…

— Нет. — прервал десятника Бенедикт. — Кого другого пошлём, причём на лошади. От вас при мне больше толку.

Спорить тут было, конечно, невозможно — хотя Игги совсем не обрадовался. Ему очень хотелось скорее вернуться в порт. Бенедикт поспешил в свой шатёр, а Регендорф и так оказался в броне — ему только поднесли старомодный шлем с забралом.

Лагерь зашумел. В такт забили барабаны — играли тревогу. Сотни сапог и башмаков грохотали нескладно, но почти так же громко. Зажигались новые факелы, офицеры поднимали знамёна и созывали своих подчинённых. Из потоков тел, заструившихся между палатками и тентами, к ним тянулись ручейки — солдаты собирались вокруг десятников, те вели десятины к своим сержантам. При понятном волнении никто, однако, не паниковал: каждый превосходно знал, что лично ему делать в такой ситуации.

Игги оставшихся троих подчинённых разыскал с трудом, но всё же разыскал. Бо пока не стоял на ногах, а десятого, взамен погибшего Густава, им назначить не успели. Пускай: и восьмерыми-то командовать юноше пока было немного боязно.

— Велено лезть на стену. — объявил Игги своим.

«Стена» — громко сказано, конечно. Но тяжёлые боевые возы с мантелетами даже против какой-никакой армии показывали себя хорошо. А для местного мужичья — уж точно солидная преграда, покуда её защищают отличные стрелки. Потому Бенедикт и рассудил, что здесь от Игги с Кеннетом проку больше. Вспомнил, может, тот выстрел по стене Фадла?

Игги взобрался на ограду и окинул взглядом площадь.

То, что ещё недавно было отдельными людскими островками, уже сливалось в единую массу: пока разреженную, но скоро это будет плотная толпа. Народ прибывал со всех улиц, упиравшихся в пустырь. Показались и городские стражники, но настолько малым числом, что это не имело ровно никакого значения. Ни хорошего, ни плохого.

Факелов стремительно прибавлялось: как звёзды на небе зажигаются, пока сгущается мрак. Гул тоже усиливался. Сомнений насчёт опасности для лагеря не осталось — полезут на стену, ещё как полезут.

— Жалко дураков… — вздохнул Хуан.

Вряд ли горожане представляли, с чем столкнутся. Силу порохового оружия сполно ценили за эти годы мураддинские ветераны, но не простые жители Альма-Азрака. И не жрец, проповедовавший против наёмников. Порох — это хорошо, конечно, но численное преимущество врага становилось всё более пугающим.

— Кончится всё это херово. — заключил Кеннет.

Он заряжал обычную аркебузу, новомодное лимландское винтовое ружьё пока висело за спиной. Арджи поджигал фитили, а Карл возился с ремнями кирасы: броню он нацепил кое-как, второпях. Прыщавое лицо Хуана выглядело абсолютно спокойным. Этого парня ничто не могло выбить из колеи — он даже Кеннета спокойно терпел! Что уж там бой…

— Херово. — согласился Игги. — Но надеюсь, не для нас.

***

Встреча с Сулимом оставила у визиря тяжёлое впечатление — надежда на то, что жрец сделает всё как надо, была крайне робкой. Очень, очень велика вероятность, что станет только хуже — и вместо умиротворения толпы Сулим накалит атмосферу пуще прежнего.

Казалось бы, дурнее ничего быть не может. Как же Джамалутдин-паша ошибался!..

Перед дворцом халифа он обнаружил крайне возбуждённую толпу придворных — и сохраняющих ледяное спокойствие солдат Святого Воинства, выстроенных в безупречные коробки. Лунный свет играл на начищенных шлемах с личинами, на ростовых щитах, грудных зерцалах, стальной чешуе. К тёмному небу тянулись наконечники копий.

Воистину воодушевляющее зрелище, если надеешься вскоре увидеть славный бой. И весьма печальное, если стремишься к обратному. Но в адекватности Валида не приходилось сомневаться: смятение визиря вызвало иное.

Посреди этой сцены возвышался боевой слон, бронированный и покрытый изысканной попоной. На спине животного, в украшенной золотом и серебром корзине, позади погонщика и в компании двух воинов, восседал сам Мехмет Хасан Ослепительный, великий халиф, правитель мураддинов.