Её, оказывается, успели перевязать — на этот раз толково, а не как в забитой наёмниками таверне. Даже жалкие остатки некогда прекрасного платья вернули на место, заботливо дополнив то ли плащом, то ли одеялом. Туго обхватившие грудь бинты мешали дышать, зато рёбра теперь почти не болели, да и раны со ссадинами почти унялись: их чем-то смазали, а на губах остался привкус маковой настойки.
Можно сказать, что Ирма почувствовала себя неплохо. Разве только слипшиеся и перепутанные волосы ужасно раздражали. Гребня под рукой не было, так что лимландка стала приводить их в хоть какой-то порядок пальцами, но тут услышала знакомый голос.
— Послушай… я ни в чём не виновата.
Ирма обернулась и не сразу заметила в тёмном углу Фархану.
Должно быть, у мураддинки тоже вышла не самая простая ночь, однако она выглядела гораздо лучше Ирмы. Перепугана вусмерть, но хотя бы не раненая, чистая и прекрасно одетая.
— Что-что?
— Я не виновата!.. — голос Фарханы дрогнул. — Я не хотела ничего… такого. Ты же знаешь всю историю. Я просто… хотела связаться с друзьями отца, я…
— Ты сбежала.
— Но я же! Я же…
Теперь мураддинка расплакалась, и вполне искренне.
— Но они отвели меня к Сулиму!
— К жрецу?
Фархана закивала. Ирма не была в особых ладах с арифметикой, однако умела сложить два плюс два — ясно, о чём у Сулима с Фарханой пошёл разговор. Так что Шеймус был совершенно прав насчёт случившегося.
Кстати, Шеймус…
Ирме снова стало отнюдь не хорошо.
— Ну ты же понимаешь, что я не хотела… ничего плохого. Ты должна им всё объяснить!
— Не уверена, что смогу.
Лимландка даже не была уверена, что по-прежнему есть кому объяснять.
— Но ты же понимаешь, что…
— О, я эту историю понимаю лучше тебя самой, уж поверь.
Чистая правда. Ирма и не боялась признаться себе, что было время, когда она с радостью поступила бы точно так, как Фархана. Кабы только могла. Но то время уже очень далеко.
Фархана, не вставая, перебралась из угла к Ирме, взяла её за руки. Она громко хлюпала носом и прерывисто дышала. До девочки дошло, конечно, что теперь ничего особо хорошего её не ждёт — и кроме Ирмы, рассчитывать больше абсолютно точно не на кого.
— Ирма, пожалуйста, помоги мне. Я… только ты можешь… Пойми, я не хотела так, я… это всё ошибка! Это всё одна большая ошибка!
Фархана заревела, бросившись Ирме на грудь. Лимландка обняла её, пригладила мягкие, приятно пахнущие волосы. Да, она прекрасно понимала Фархану. Да, это стечение обстоятельств — с того самого момента, когда дочь богатого вельможи случайно столкнулась с известными прелестями войны, о которых Ирма знала не понаслышке.
— Ты права, девочка. — шепнула она Фархане. — Это всё большая ошибка.
Мураддинка продолжала плакать, обхватив Ирму плотнее, чем бинты на груди. Ирма прижалась к мокрой от слёз щеке.
— Это ведь я уговорила капитана оставить тебя в живых. Я передавала те записки. Это всё была одна. Большая. Ошибка.
Кинжал выскользнул из ножен и вошёл Фархане под ребро.
Мураддинка издала крик, но очень короткий — Ирма сразу вцепилась ей в горло изо всех сил. Опрокинула и придавила коленями к дощатом полу. Фархана пыталась сопротивляться, но она ведь в жизни не поднимала ничего тяжелее бокала — куда тягаться с урождённой крестьянкой, десять лет таскающей по полям раненых и награбленное?
— Думаешь, я такая жалостливая дура?
Ирма с размаху вонзила кинжал в грудь Фарханы: та задёргалась, но ещё оставалась в сознании. Только выпучила красивые чёрные глаза от боли и ужаса.
— Ты плохо его слушала, сука. Под ржавчиной всегда железо!
Ирма целилась в глаз, но рука немного дрогнула — клинок соскользнул, распоров Фархане щёку и оцарапав пальцы самой лимландке. На плевать: и так живого места нет. Следующим ударом Ирма попала чуть выше ключицы, потом под челюсть, а потом — наконец-то в глаз. Фархана обмякла, но Ирма ещё долго колола её в лицо, сжимая рукоятку обеими руками.
И с каждым ударом она чувствовала себя всё лучше.
***
Одни духи лесные ведают, почему, но конница ко дворцу так и не пришла. Видать, и правда пыталась гонять ашраинов. Халиф всё равно уже мёртв, а у половины Святого Воинства родня в домах на западе города, которые сейчас обносят. Наверное, даже очень возжелай Валид того — он бы всё равно не сумел выставить всех своих людей здесь.
Как ни странно, Ангуса это не очень радовало. Имея пики и достаточно бойцов, он чувствовал себя в силах разбить на площади перед дворцом и конницу. А сейчас та конница наверняка скакала в опасной близости от крохотного отряда, с которым ушёл Шеймус. Это беспокоило.
Ну что ж, пусть ашраины жнут на своей пашне: если верить рассказам об их злоключениях, то ой как заслужили.
Ангус вспомнил, как прежде входил в этот великолепный дворец — колоссальный чёрный куб посреди синего города. Ну да: так, будто ему делали великое одолжение. Через маленькую калитку в воротах, сгибаясь.
Теперь калитку вынесли. Внутри, конечно, оказались вооружённые люди, но драться с ними никто не стал: внутрь накидали гранат, а после стреляли до тех пор, пока некому оказалось помешать наёмника открыть позолоченные ворота самым торжественным образом.