Ужасный век. Том I (СИ)

— Ну… муж у неё зажиточный был. То ли лавочник, то ли что, не знаю. Помер он давно. Потом и дети померли: хворь всех забрала в тот год, когда половина Дартфора души Творцу Небесному отдала. Осталась Тесс с одной внучкой — и та слепая с рождения. Ну и вот… заботится Тесс обо всяких сирых да убогих. Вроде нас. На тот свет добра не заберёшь, а слепой Фанни оно и без надобности, бедняжке…

Всё-таки полон мир добрых людей, каким бы ужасным иногда ни казался. Даже Дартфор полон их: теперь Мартин это хорошо понимал. Мир таков, каким его желаешь увидеть. Для мухи всё кругом — одни навозные кучи да гнилое мясо, а для пчелы — одни цветы. Впрочем, дерьмом ведь цветы удобряют, так что…

Тесс пришла тем же вечером. Мартин слышал, как зашебуршились в камере за стеной: до соседей очередь прежде дошла. Крыс с Гевином тоже оживились порядочно, а вот Ерден оставался невозмутимым. Видимо, странного человека с другой стороны Орфхлэйта, равно как и Мартина, волновали вещи куда более значимые, чем собственно тело и собственная жизнь. А вот какие? Интересно узнать…

Времени, правда, мало осталось. Тюремщик утром насмехался над заключёнными: дескать, на днях уже отмучаетесь! Головы срубят да сожгут.

Тесс оказалась ещё более старой, чем Мартин ожидал. Совсем дряхлая старуха, едва волочащая ноги — но отчего-то подумалось, что с полвека назад она была красавицей. Вместе с Тесс пришла и та слепая девочка, Фанни: тащила увесистые корзины.

Фанни была много младше Мартина: грудь под платьицем ещё совершенно плоская. Были у неё золотистые волосы, милые веснушки и очень симпатичное личико — вырастет красоткой. Даже защемило как-то от мысли, что эти чистые голубые глаза совсем ничего не видят.

Что с ней станет, когда умрёт Тесс? Ничего хорошего. Ведь случится-то всё уже скоро, а в невесты Фанни мала. Мартин не на шутку расстроился, даже про еду забыл.

Тесс, склонившись к зарешеченному окну — под самым потолком для узников и у самых ног для неё, глянула на Мартина недобро.

— А чой-та креста на тебе нет?

Из одежды на Мартине осталась распахнутая рубаха — заметить отсутствие креста легко. А тот пеньковый мешочек, который дали ведьмы в лесу, у мальчика отобрали. Так и не узнал Мартин, что же было внутри.

— Мне не нужен крест.

— В Творца Небесного не веруешь?

— Творец Небесный безмолвствует.

Тесс только кивнула. При такой-то жестокой судьбе — явно готова была согласиться с тезисом о молчании бога. Хотя и не смогла бы его верно понять.

Далия принимала из рук Фанни деревянные плошки с кашей, передавала Крысу и Гевину. Каша давно остыла, конечно, но всё равно выглядела куда лучше той склизкой мерзости, на которую щедрилась тюрьма. А скоро оказалось, что добрая Тесс не жалеет для узников даже лепёшек, хоть и самых дешёвых: не поймёшь, из которой муки.

— Да Нечистый с ним, с крестом этим. — сказала вдруг Тесс: хорошо, что стражники её слов не слышали. — Но в кого тогда веруешь? Во что?

— Вы полагаете, обязательно нужно во что-то верить?

— А зачем жить иначе?

И то правда. Мартин отодвинул край рубахи подальше.

— Вот в это.

— Чу! Да ты правда колдун!

Чёрный круг появился на груди Мартина, почти подмышкой, как-то сам собой — и невесть, когда именно. Мальчик заметил его случайно, уже по дороге в Дартфор: Гевин тогда остановил повозку, чтобы омыться в широком ручье. Ясно было, что метка связана со случившимся в лесу, но об том Гелла ничего Мартину не рассказывала. Или он не запомнил.

— Кабы был колдун, ушёл бы отсюда. — сказала Далия. — Таков же колдун из него, как из меня ведьма.

Мартин совсем не был уверен, что захотел бы сбежать, даже имей подобную возможность — а её уж точно лишь колдовство могло обеспечить. Слова про Порядок-то он как раз запомнил отлично. Всё должно идти так, как должно. Если суждено Мартину умереть под топором палача — значит, надо умереть.

Чем он лучше или хуже бесчисленных героев Великой войны, полегших на полях сражений? Они ведь умерли ради чего-то, а впереди тоже война. Может быть, немного другая… а может быть, и очень похожая.

А чем лучше или хуже были паладин Вермилий, сир Брюс и сир Гордон? Они ведь тоже сгинули не просто так. Это Мартину было очевидно.

— Колдовать я не умею. — сказал Мартин не без некоторой горечи.

Ведь хотелось бы. С детства ему объясняли, что колдовство — злая сила, враждебная всякому из добрых верующих. Только вот почему так? Почему бы колдовством и нельзя было содеять нечто хорошее? Сил простых людей на это, как видно, часто не хватает…

Тесс уже отдала еду. С трудом разогнулась, поковыляла к окну соседней камеры — и хотя подгоняла Фанни идти следом, девочка задержалась.

— Вы правда не умеете колдовать? Совсем-совсем?

Никогда ещё к Мартину никто не обращался на «вы». Возможно, по голосу девочка не поняла, насколько он юн. А возможно, причина была другой.

— Не умею.

— Жалко.

— Почему?

Фанни замялась, закусила губу.

— Я много молилась Творцу Небесному. И сейчас молюсь. Он совсем не помогает.

— Я это знаю. — ответил Мартин. — Я служил в церкви… Я даже служил при паладине. Творец Небесный не слышит наших молитв.