Лимландка устроилась поуютнее, стараясь не потревожить рану капитана. Она вспомнила пир в главном зале — и те слова о случившемся в Рачтонге. О том, что в тёмном лесу, которым капитан видел весь мир, он — самая злобная, свирепая и страшная тварь.
Ирме нередко вспоминалась одна сказка, услышанная в детстве: о маленькой девочке, которая заблудилась в диком лесу, населённом чудовищами. Страшнее всех был Большой Волк. Его до смерти боялись и люди, и звери — только девочка почему-то совсем не испугалась. Подружившись с Большим Волком, она выжила в лесу и смогла вернуться домой.
Ирма давно чувствовала себя той маленькой девочкой, укрывшейся под боком самого страшного зверя из всех, что рыщут вокруг. Даже Ангус, наверное, немного побаивался капитана. Хотя бы иногда. Но она — нет, хотя так сложилось далеко не сразу. Разница между жизнью и сказкой для Ирмы была небольшой. Заключалась в концовке: возвращаться домой не хотелось.
Хотя ей уже и некуда было возвращаться.
Фадл окончательно погрузился в ночь: прохладную, как всегда в пустыне, но всё равно приятную. Ветерок больше не доносил запахов боя — он пах лишь жасмином и лаймом. Стихли звуки и последних схваток на окраинах, и празднования победы во дворце.
В жизни шагающих под «ржавыми» знамёнами война заканчивалась только в такие моменты. И лишь до утра.
Интерлюдия. Дни прошлого
Клемент понимал: раненый конь его к своим не вынесет.
Имени лошади он не узнал — уже третья за битву, принадлежала прежде какому-то сквайру. Теперь поздно спрашивать. Конь хрипел и почти отказывался слушаться: проколотый пикой бок оставлял ему немного времени. Но Клемента куда больше волновала собственная судьба.
Он не понимал, почему конная атака захлебнулась так быстро. Никто не ожидал, что пикинеры командора Мендосы побегут при виде рыцарей, конечно — да никто и не приказывал решительно их отбросить. Довольно было просто остановить, в идеале — сковать боем, лишив фланг балеарцев манёвра. Однако всё обернулось настоящей катастрофой. Тяжёлая конница стирлингцев разбилась об ряды противника, словно яйцо об сковородку. Клемент и моргнуть не успел, как оказался среди врагов один: многих всадников сшибли с коней да повытаскивали из сёдел, остальным след простыл.
Он даже не помнил, как выбрался. Похоже, Клемент получил по голове и потерял сознание: чудом удержался в седле, а раненый конь со страху бросился прочь сам.
Более-менее очухавшись, Клемент осознал: он ещё и безоружен. Копьё, конечно, сломалось при ударе в ряды балеарцев — осталось в чьей-то груди. Меч рыцарь потерял, остался только закреплённый ремнём щит. И кинжал на поясе, но для настоящего боя это не оружие.
Голова гудела страшно. Ощупав шлем, Клемент обнаружил пробоину: хорошо, что ниже были ещё лёгкий черепник и толстенный подшлемник. Иначе уже не пришлось бы ни о чём беспокоиться. Тьма перед глазами рассеялась, хотя полупрозрачные пятна ещё мелькали. Самое время осмотреться.
Но тут колени лошади подкосились. Клементу хватило сноровки, чтобы вовремя вытащить ногу из стремени. Окажись он придавлен умирающим конём — и это точно конец, но повезло. Повезло даже с падением. Земля на морозе сделалась нынче твёрже камня, но под холмиком как раз намело небольшой сугроб.
Помянув Нечистого и попросив у Творца Небесного прощения за это, Клемент присел. Горячая кровь растекалась под конём, топя свежий снег. Первое, о чём подумалось — нужно прервать мучения животного.
— Королевство Стирлинг не забудет доброй службы… — пробормотал Клемент, занося кинжал.
Кончено. Теперь уж точно пора осмотреться… Подняв забрало, рыцарь едва разобрал, где находится.
Вновь усилилась метель, из-за которой с утра сражение развивалось медленно. Сквозь снег, несущийся поперёк поля, кое-как виднелись ряды пехоты. Ярких флагов Балеарии рядом нет: только чёрные знамёна, на которых в пурге не разглядишь белого волка. Это наёмники Мендосы, а значит — Клемент недалеко от левого фланга.
Ну точно: виднелась и скала, надёжный ориентир. Только замок на её вершине скрылся в снежной дымке. Тагенштайн.
По крайней мере, Клемент не заблудится. Холода он совсем не чувствовал: сердце вовсю колотилось, даже брови от пота намокли. Это ненадолго, но если не засиживаться — мороз не страшен.
Вражеские пехотинцы наступали медленно. Им тоже нелегко двигаться по снегу, и сил бой отнял много: сколько бы ни травила солдатня баек о людях Мендосы, они всё-таки из плоти с кровью. К тому же наёмники держали плотный строй: боялись проморгать ещё одну атаку всадников.
Издалека грохотало, но вспышек сквозь метель видно не было. Балеарские пушки работали вслепую, для острастки — чтобы стирлингцы не решились двигаться по центру, надо полагать.
Виной тому пушки, удар по голове или мягкий снег — но всадника Клемент услышал в последний миг. Вскочил, поднял щит, однако напрасно: воин носил жёлто-зелёные цвета его рода.
— Сир! — всадник протянул руку. — Скорее! Нужно уходить, забирайтесь!