Ужасный век. Том I (СИ)

— Отчего же… — Клемент Гаскойн поторопил жестом пригожую служанку, наполнявшую кубки; напоминать ей о том, что паладины хмельного не пьют, не пришлось. — Какая лесть? Всего лишь признание фактов. Не зазорно рыцарю гордиться силой и храбростью. Уж о вас-то, магистр, даже в наших краях слышал каждый: как о лучшем рыцаре не только Церкви, но и всего королевства. Говорят, вы никогда не знали поражений на турнирах!

Тиберий немного смутился. Слава, пусть и заслуженная, тяготила его. К тому же магистр старался не забывать: составлена она в мирное время. Иного сорта слава, нежели у короля Балдуина или барона Гаскойна, а равно — у прочих ветеранов Великой войны.

— Это не совсем так, барон… Я несколько раз проигрывал конные сшибки известному вам сиру Арчибальду Бомонту, а также герцогу Линкольну… ему, правда, давно. А ещё в прошлом году, на турнире у Скофелов, вчистую уступил заезжему рыцарю из Норштата: некоему Вольфгангу тер Мейнхарду. Могу лишь похвастать: меня никогда не выбивали из седла. И пеших поединков я действительно не проигрывал.

— Пусть так, но с вами давно никто не сравнится, магистр. Я, как видите, на турниры больше не гожусь… Но слежу за ними, непременно слежу. Селвин сообщает мне все новости.

Обмен любезностями и обсуждение турниров — не то, ради чего паладин приехал. Однако торопить хозяина замка Тиберий не желал: это было бы невежливо. Стоило подыграть.

— Я слышал, что ваш сын — рыцарь весьма многообещающий, хотя в больших турнирах пока не участвовал?

Старый барон рассмеялся. Добрые слова о сыне — определённо именно то, чем можно было завоевать его расположение. Тиберий знал: ребёнок у лорда Вудленда всего один. Злые языки поговаривали, что все силы барон растратил в сражениях Великой войны, а на супружеском ложе оказался слабоват. Не пристало воцерковленным людям обсуждать подобные слухи, но…

— О да! Мой мальчик, моя надежда! Славный рыцарь из него вырос… Почти вырос: ещё бы только немного опыта набрать. Сильнее и отважнее, чем я в его годы! А я-то был… да вот, сами взгляните.

Клемент Гаскойн повёл могучей рукой, указав на стену: там висела огромная картина. Ясно, что не местный мастер рисовал — как минимум столичный, а то и иностранный. Лимландец, например. Нынче по всему Ульмису в моду вошли именно лимландские живописцы.

Полотно изображало батальную сцену, кульминацию Великой войны. На заснеженном поле двое могучих рыцарей вели в атаку конницу Стирлинга. Нельзя было не узнать в одном из всадников короля Балдуина. Другой, вероятно — сам Клемент Гаскойн.

— Битва при Тагенштайне? — поинтересовался Хирмений.

— Она самая! Сколько лет-то прошло… тридцать, если не ошибаюсь.

— Двадцать четыре. — позволил себе поправить барона Амадей.

Он превосходно знал историю Великой войны. Многие родственники Амадея, человека высочайшего происхождения, сложили головы на её полях.

— Ах… ну пусть так. Что за бой — песня! Рубились с балеарцами от рассвета до заката. Пикинеры Мендосы трижды убивали подо мной коня. Сильны были… Да и мы были сильны. Десять тысяч всадников: земля на дыбы вставала! Снег таял от горячей крови! В решающий момент, когда рыцари Стирлинга едва не дрогнули, король сам повёл нас в атаку. Я помню, как скакал рядом с ним. О да: я помню! Двадцать четыре года назад, говорите? Словно вчера. Никогда не забуду эту атаку. Славные времена… И славная картина, хотя мастер мне немного польстил. Не скакал же я на пики без забрала, что за глупости?

Глаза барона засверкали ярче свечей в канделябрах. Он заёрзал на кресле, приподнялся, сжал кулаки — наверняка сам того не заметив. Но быстро успокоился.

— Я заказал эту картину, когда мой мальчик и принц Бернард подросли: детям скучны рассказы без картинок. Вернее, я хотел заказать лишь книгу с хорошими гравюрами. Написал о том королю, у нас ведь добрых мастеров не водится. Ну а старик Балдуин, вы знаете, он всегда был щедрой душой: вместе с книжкой прислал ещё и это.

Бернард, младший из двух сыновей короля, воспитывался в Фиршилде до шестнадцати — лишь около года назад вернулся к столичному двору. Балдуин мудро рассудил, что кронпринца должно готовить к правлению, а Бернарда отослать в место, подходящее для воспитания военачальника. Король знал Клемента Гаскойна ещё с середины Великой войны, так что его решению удивились немногие.

— Я старался поучать и вдохновлять своим примером равно как и сына, так и принца. Кажется, милостью Творца Небесного, преуспел. Когда-нибудь и мой мальчик поскачет в бой подле Бернарда… да… однако и я сам, знаете! Пусть уже стар, но даст Творец Небесный войну — готов снова забраться на коня! Ещё достанет в моих членах силы поднять знамя Гаскойнов на защиту Стирлинга!

Лорд Клемент потряс пудовым кулаком. Его слова не вызывали сомнений и без такого жеста. Тиберий про себя усмехнулся: турнирные сшибки! Да победи хоть в тысяче турниров — с этим стариком не сравнишься.

Однако какое бы восхищение ни вызывал старый рыцарь — пора было мягко повести разговор в ином русле.