Ужасный век. Том I (СИ)

Деметрий молчаливо сверлил Робина взглядом, полным ненависти: словно готов был тотчас зубами разорвать, но не мог пошевелиться. Окаменел. Не в силах выдержать этого ужасного взгляда, Гаскойн отвернулся — и вдруг увидел лицо Амадея, так близко, как прилично видеть только женское. Амадей тоже не шевелил ни одним мускулом, но глаза его выражали какую-то невероятную, запредельную боль. Выражали так остро, что Робин и сам немного ощутил её. Молодой рыцарь зажмурился — и первый сон развеялся.

Следом пришло нечто загадочное. Непроглядная тьма, в которой угадывалось нечто зловещее, гнетущее самим фактом существования: будто во мраке таится такое, чего по замыслу Творца Небесного просто не должно быть. Оно шевелилось, тянулось к рыцарю то мохнатыми лапами, то щупальцами, то ветвями без листьев, то нежными женскими руками в крови. Шептало множеством голосов, шуршало и скрипело. Молодой Гаскойн не разобрал сути кошмара, а может быть, просто не запомнил. Невелика потеря.

А вот следующий сон — действительно дрянь.

Рыцарь обнаружил себя в той же комнате, где спал. Не поймёшь: то ли этот сон — уже не совсем сон, то ли Робин действительно проснулся, однако не всё вокруг видел наяву. Так бывает, когда ты смертельно устал и прямо на ходу веки слипаются.

Рыцарь встал с постели, привлечённый звуками из-за двери. Будто кто-то перешёптывался — да перебирал костяное с деревянным и металлическим. Робин поднял с пола меч, заметив, что тот будто ничего не весит — и шагнул к двери.

За дверями всё оказалось почти как вечером — но люди… Они все были здесь, да. Рыцари сидели за столом, но словно спящие. Тётушку Робина, помнится, мучил недуг: она временами ходила во сне. Выглядело примерно так же. Тиберий, Найджел, Амадей, Деметрий — они расположились на лавках в позах странных: вроде слишком скованных, а вроде и слишком безвольных. Их глаза как будто смотрели внутрь, а не наружу.

Но за столом сидели не только рыцари.

Был ещё Мартин — вроде бы вполне бодрствующий, в отличие от прочих. Его приобняла женщина: очень высокая, очень худая. Кажется, рыжеволосая — но Робин точно не разобрал. И ещё была девочка: наверное, та же, которая убежала из дома вечером. Она стояла возле очага, даже слишком близко к нему, и вертела что-то в ручках. Молодой Гаскойн не видел лица ребёнка, только растрёпанные влажные волосы. Шагнул ближе — и вздрогнул, заметив ещё фигуру в углу, возле прялки. Там стояла женщина, почти сокрытая мраком.

Девочка бросила то, что держала, в огонь: маленький предмет, похожий на мешочек, полыхнул неожиданно ярко. Вспышка на миг озарила комнату, вырвав из темноты силуэт возле прялки — но только силуэт, будто вся женщина была абсолютно чёрной.

Рыжая, что обнимала Мартина, посмотрела на Гаскойна. Лицо у неё было болезненно бледным, а скорее даже серым, как у трупа. И совершенно измождённым — с остро выступившими скулами, выпученными глазами.

Рыцарь закричал, но его никто здесь не слышал. А дальше свет померк.

Скоро Робин понял, что лежит на кровати. Он совсем ничего вокруг не видел, но зато слышал: стук, глухой и негромкий. Похоже — из-за стены, из соседней комнаты. Кто-то проснулся, что-то делал? Вскоре рыцарь понял: это похоже на работающую прялку.

Тут дом вспыхнул.

Не просто загорелся — а весь оказался объят пламенем быстрее, чем моргнуть успеешь. Огненные потоки бежали по стенам, половицы переливались огоньками и чернели. Дым стремительно заволакивал комнату. Робин вскочил с кровати, бросился к дверям.

За дверью тоже полыхало: чёрный дым скрыл потолок, искры лезли в глаза. Паладинов Робин не видел: заметил только Мартина в объятиях страшной рыжей женщины. Та безумно хохотала, её волосы развевались среди языков пламени — не как от ветра, а подобно клубку змей. Робин протянул руки к Мартину: хотел вырвать его, освободить — не успел. Женщина, подхватив оруженосца, метнулась к сеням быстрее, чем стрела летит. Дверь открылась перед ней сама собой — и так же захлопнулась следом.

Напрасно Робин пытался сначала отворить её, а затем выбить, стремясь выбраться из пламени. Сон или нет — но он явственно чувствовал, как задыхается от дыма и как огонь обжигает его. В момент, когда рыцарь почти отчаялся спастись, сознание покинуло его.

А вернулось уже с глотком свежего воздуха. Точнее, воздух оказался с сильным запахом болота — но также хвои, да и хотя бы без дыма. Это был запах леса, и лес же увидел перед собой сир Робин Гаскойн, подняв веки.

Он лежал на земле, облачённый в то же, в чём отходил ко сну. Было темно, сквозь ветви над головой виднелись звёзды. Слышались отдалённые крики, и Робин, обернувшись на звук, увидел дом в огне. Всё тот же дом — только теперь рыцарь вдруг оказался очень далеко.

Откуда-то взялись силы, чтобы вскочить и броситься на помощь. Рыцарь не глядел под ноги, чудом огибая и перепрыгивая коряги: лишь раз поскользнулся, когда под подошвой оказался покрытая сырым мхом кочка. На деревьях вокруг болтались в петлях трупы. К своему ужасу, даже в темноте Робин различал цвета рыцарей Перекрёстка и паладинов.