Ужасный век. Том I (СИ)

Гелла кое-как приняла достойную позу на стуле — почти как в начале, с некоторой помощью Деметрия. Но вот молчать не собиралась: только теперь обратилась уже к магистру. Тиберий мог её прервать, скорее даже должен был — сам не понял, почему не сделал этого. Такое ощущение, будто утратил волю, снова встретившись взглядом с янтарно-голубым. Неприятное ощущение.

— А я, магистр… ох… ммм… я ведь знаю, почему вам столь неприятно смотреть на эту… сторону вашего долга. Нет, конечно же: и потому, что вы не подонок вроде Винслоу, а достойный рыцарь. Без сомнения. Но не только поэтому. В каждой женщине, на каждом допросе вы видите одну и ту же, правда? Давно мёртвую? Вам из каждого костра слышится один голос?..

Вот это был удар в самое болезненное место. И самое потаённое: о котором почти никто не догадывался. У паладина всё скрутило внутри, и единственным желанием стало немедленно заставить ведьму замолчать — любым возможным способом. Однако магистр оцепенел и оказался бессилен сделать это. Он даже произнести ничего не смог.

— Такой сюжет… любовь и долг, хоть трагическую пьесу пиши. Вы ведь могли стать мирским рыцарем, и паладинские обеты тогда не помешали бы счастью, правда? Но так удачно долг борца с ересью вынудил уничтожить милый предмет, рождающий сомнения в пути служения Церкви… Чудесное совпадение. Хотя случайности часто бывают не случайными. За десять лет вы почти забыли, а тут сны сыплют соль на раны, ммм?

Тиберий почувствовал, как капелька сползла по щеке; он сильно надеялся, что это пот. Позавчера паладин вынужден был ответить барону, что в действительности никогда не видел настоящего колдовства. Он не солгал, на тот момент так всё и обстояло.

А теперь?

Чему угодно, услышанному от Геллы раньше, паладин-магистр был готов найти рациональное объяснение. Её слова о Винслоу могли быть догадкой, ходящими по Вудленду слухами — или нечаянно попавшей точно в цель голой ложью. Даже слова о сожжённом доме можно объяснить. Но не это! Этого никакая женщина из Вудленда знать не могла. Знали лишь несколько человек в столице, за десять лет словом о том не обмолвившиеся.

Гелла видела его насквозь, это Тиберий осознал чётко. И лазурно-бирюзовый сон окончательно перестал казаться простым сном. Летать на метле женщине не потребовалось: как она и говорила в начале, довольно было просто послушать.

— Вы, человеки, так боитесь Преисподней… но правда в том, что персональный Ад начинается при жизни. И он обходится без демонов, без котлов кипящей смолы, без прочей ерунды из глупой святой книжонки. Ваш личный Ад, паладин Тиберий, весь такой… лазурно-бирюзовый.

Да лучше бы демоны и котлы. Что угодно другое! Казалось, всё вокруг Тиберия затихло: ему могло чудиться, а возможно, все рыцари и правда остолбенели, когда дело дошло до скелетов в шкафу самого магистра. Гелла смотрела Тиберию в глаза, и надо сказать, что взгляд её выражал вовсе не насмешку. Не злорадство. Она ранила рыцаря сознательно, но ради иного.

— Больно, наверное… но вы сами меня вынудили. Мы не творим бессмысленного зла, что бы человеки о нашей породе ни думали. Но как иначе, если вы глухи, когда пытаешься сказать по-хорошему?.. Это необходимое начало того серьёзного разговора, которого я желала. Вчерашнего сна оказалось мало? Хорошо, вот та же мысль наяву: вам, магистр, предстоит борьба за веру не только на полях сражений. Ваша собственная душа скоро станет полем битвы. И вы должны сосредоточиться на этом. Иначе выйдет дурно… причём гораздо раньше, чем вы думаете.

Она была ведьмой, без сомнений. А являлась ли ведьмой любая другая на памяти магистра, раз подобное происходило лишь теперь? Оцепенение Тиберия прошло, и если прежде он не мог ничего сказать или сделать — то теперь, пожалуй, просто не хотел.

Окровавленная женщина своей речи ещё не закончила. Невесть, видел это один Тиберий или все остальные тоже — но в глазах Геллы янтарно-голубое вдруг начало меняться, медленно сливаясь в один цвет. Неумолимо обретающий оттенок бирюзы.

— Знаю, добрый паладин… выглядит так, будто я пытаюсь посеять сомнения в вере. Но на самом деле наоборот. Я делаю вам больно, однако всё по-честному: поверьте, другие поступят более подло. Уже поступали. Так мы поговорим — или снова спустите этого жирного пса? Почему бы нет, пускай порезвится! Он всё равно скоро сдохнет.

— Магистр… — послышался голос Амадея. Тиберий лишь отмахнулся.

Потому что думал. Недавно он говорил Винслоу, что есть только два пути. В той ситуации, которая сложилась, их тоже было два: один простой и понятный, а другой — ведущий неизвестно к чему. Однако с детства паладина приучили считать сомнения злом. В таких ситуациях нужно поступать одним и тем же образом.

В соответствии с заветами епископа Корнелия, разумеется.

— Магистр?..

Сейчас и Амадей, и другие паладины, и приор Найджел, и даже Вилфорд Винслоу — все ждали от Тиберия не рефлексии, а решений. Разбираться в собственной голове ещё придёт час, сейчас надо отдаваться приказы. Вернее, только один приказ. Магистр собрался с духом.