Ужасы Фобии Грин (СИ)

Нужно было уходить, но почему-то не хотелось. Ей нравился этот крохотный чистый домик, в котором не было ничего личного, ничего лишнего. Было здесь удивительно спокойно, как будто обрывались все нити, которые держали тебя на земле. Было так, будто ты свободен от всего мелкого, наносного, ненужного.

Фобия присела на корточки, провела ладонью по грубому полотну покрывала.

Он спит здесь. Что снится бывшему наемнику мертвого Наместника? Человеку, сто пятьдесят лет проведшему в одиночестве камеры?

Почему-то стало очень важно узнать его сны.

Если бы она была истинным магом, то сплела бы из своих волос паутинку. В этой паутинке сны Креста бы запутались и не смогли бы выбраться на свободу.

Фобия еще додумывала эту мысль, а ее пальцы сами собой сплетали длинные волосы в странную путанку. Она удивленно посмотрела на получившуюся ловушку для снов, скептически хмыкнула, но засунула ее под тонкую подушку Креста. Просто так.

Струи молока упруго били по дну ведра. Фобии нравилось доить Киску — корова стояла смирно и благодарно.

В коровнике вообще было хорошо, и запах сена мешался с запахом молока.

Закончив с дойкой, Фобия отнесла ведро на полевую кухню. Мальчишка, который провинился, чистил картошку — на утро.

Антонио подошел к Фобии, когда она безразлично жевала какую-то смесь овощей и непонятной крупы, стоя под деревом.

— У меня есть переносной телевизор на солнечных батарейках, — хмуро сказал он. — Можем вечером пойти куда-нибудь подальше от этого гребанного лагеря и посмотреть кино.

От удивления Фобия чуть не уронила ложку.

— Ты что? — спросила она осторожно. — Ты на свидание?

Он отвел глаза.

— Ты не похожа на других. Ты сильная. Ты сама себе все на свете. Мне… мне не всегда хватает своих сил. А с тобой лучше.

Она моргнула. Это не было романтично. Вот ни разу. А почему же ей казалось, что было?

— Ты дурак, — сказала она беззлобно. — Девушке нужно что? Сильное плечо. И обещание достать все звезды до единой. А ты что предлагаешь? Телевизор да припасть к чужим силам.

Антонио развернулся и пошел прочь. Фобии стало стыдно.

— Я только Несмею предупрежу, а то она без меня не спит, — крикнула она в спину. Спина дрогнула и распрямилась.

Полянка была такой широкой, что верхушки деревьев не загораживали звезды.

— Ханна со мной почему подружилась — ей было интересно все про псевдомагов. Ей было лет восемь. И она всем, кто ее обижал, говорила, что вот приедет старшая сестра и превратит их в слопов. Ей никто не верил, потому что сестры никто не видел, — голос Антонио был тих и задумчив. Они лежали на траве — ровно в метре друг от друга — и смотрели на звезды.

— Как это — с проводником?

— Как будто с лезвием в сердце. Мы же росли вместе. Наши дома через дорогу. Ночевали друг у друга. Ну вот и выросли. Когда случается выплеск, проводник отводит щупальца в никуда. Они ничего не могут поймать, понимаешь? И это больно, потому что голод силен. А в ответ — пустота. Но это очень правильно, потому что безопасно для других. Но ведь Ханна не может быть все время со мной. Так, в отдельных случаях. И ей тоже потом нехорошо. Слабость накатывает. Пить хочется. Шоколада.

Фобия знала, что лишь немногие псевдомаги находят своих проводников. Это связь особого уровня.

— Я вам завидую, — честно сказала она. — У меня никогда ни с кем так не было. Близко. Да, наверное, и не будет.

— Мне бы хотелось стать ближе, — серьезно сказал Антонио. — Я так много слышал про тебя. И все время думал — какая же ты на самом деле?

— И какая?

— Странная. Одинокая. Слабая и сильная. Разная.

Фобия промолчала.

Все они тут… разные.

— Я отрекаюсь от своего имени. Отныне и навеки. Принимаю свой крест — служить тебе при жизни и после смерти…

Собственный голос царапает горло. Руки, сжимающие ритуальный меч, в крови. Болит все тело. Оно избито. Оно устало. Оно хочет покоя. Оно не хочет исторгать из себя слова старинной клятвы повиновения. Как же не хочется повиновения. Как же хочется жить. Жить! Но об этом думать уже поздно.

— Я принимаю твою присягу, юный воин. Я принимаю твою жизнь, в ответ дарую свою силу… Встань, наемник. Теперь ты будешь вровень со мной. Вместе мы возьмем эту страну.

Лицо будущего Наместника — ныне еще просто предводителя разлохмаченного войска — серьезно. Оно тоже в крови и пыли. Ярость битвы затихает вдали. Начинает накрапывать дождь. Он омоет раны. Он примирит его с потерей имени, жизни, свободы.

Повиновение. Подчинение. До ненависти, до рвоты. Верный пес никогда не укусит руку своего злобного хозяина. Никогда. Скорее, он вцепится в собственную плоть.

Так больно, что хочется кричать.

И она кричала — протяжно, с подвыванием. Несмея испуганно скользнула со своей кровати, затрясла Фобию за плечи, но та никак не могла выпутаться из дождя, из крови, из липкого тумана чужого прошлого. Фобия кричала, плакала, мотала головой, отгоняя кошмары. Потом припала к груди онемевшей от такой фамильярности бывшей русалки и долго рыдала, не в силах успокоиться.

И это ей казалось, что она что-то понимает в безнадежности?

Глава 7