Ужасы французской Бретани

В Северной Бретани дьявол частенько принимает облик рыбы. В пучинах вод он ведет беспрерывную войну с обычными рыбами, выпуская из пасти огонь, озаряющий всю морскую поверхность (фосфоресценция моря). Жителям города Сен-Мало (Иль и Вилен) попадается в сети рыба Николь — то ли сам дьявол, то ли одержимый им рыбак, мстящий после смерти своим товарищам. Но, кажется, кроме мелких пакостей, он ни на что не годен. Разве что пугает до умопомрачения подобно зайцу на развалинах или орловскому барану с его «Бяша, бяша!».

Во время рыбной ловли не рекомендуется впадать в депрессию. Рыбак из Морле, весь день впустую закидывавший сеть, пригорюнился, сидя в лодке и размышляя о своем будущем. Он даже не заметил, как море заволновалось, а на горизонте показался красный всадник на черном коне. Железные подковы скакуна выбивали искры, будто бы он мчался не по воде, а по камням. Всадник притормозил перед лодкой и закричал так, что его было слышно по всему побережью:

— О смертный, я пошлю тебе много рыбы и денег! Но ты должен отдать мне свою душу! Согласен?

Рыбак сонно поглядел на него и ответил:

— Нет.

Дьявол развернулся и ускакал. Вот и вся история — грустная, но поучительная.

Крик Анку. Скульптура на фасаде часовни в Бюла-Пестивьен (XVI в.)

Сравним поведение дьявола с повадками утопленников. Им было отказано в загробном покое еще в Древней Греции. Личности всех утонувших бретонцев слились в один жуткий образ по имени Ианник-ан-од (Жан с побережья), который считается морским аналогом бугул-ноз. Этот призрак помогает лучше понять нрав печальных оборотней. В сумерках он тоже издает предупреждающий крик «Иу-ху-ху!». Если кто-нибудь легкомысленно ответит на звучащий вдали зов, Ианник мигом преодолеет половину расстояния, отделяющего его от человека, и закричит снова. При втором отзыве он приблизится почти вплотную, а при третьем сомкнет свои цепкие пальцы на шее озорника.

На уловку Ианника прежде попадались только запоздалые гуляки, но в последнее время участились случаи удушения молодежи, выражающей свое ликование в форме звериного воя и иных «звуков джунглей».

Пустоши, примыкающие к рекам и прудам, облюбовал хоппер-ноз («ночной крикун»). Он старается привлечь ночного путника жалобными причитаниями, а потом либо пугает его, либо топит в воде. Сердце одного крестьянина он разжалобил криком «Матушка моя!». Родственные связи в большом почете в Бретани, поэтому крестьянин счел нужным полюбопытствовать, когда призрак успел обзавестись матерью. Хоппер-ноз обрадовался, и перед человеком мгновенно выросла черная фигура, достающая до звезд. Низко склонившись, она приблизила свое лицо к лицу крестьянина, и тот увидел мелкие острые зубки и гримасу плачущего младенца. В ужасе он перекрестился, и хоппер-ноз тут же исчез, а из кустов неподалеку донеслось обиженное лопотание.

Хоппер-ноз, бродивший по берегу пруда в Треда-ниэле (Кот-д’Армор), был при жизни одержим бесом. Он охотился на людей, а за ним в свою очередь следовал по пятам местный священник, приходивший его отчитывать. В одну из безлунных ночей призрака ждал триумф — он подкараулил священника и столкнул его в воду.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

Ницше Ф. По ту сторону добра и зла

В пестром разнообразии бретонских легенд не так уж сложно отыскать первичные представления о выходцах из другого мира. Христианство не ужесточило и не очернило кельтских чудовищ, оно лишь дало им объективную оценку. Скелет с косой идеально замещал фигуру смерти; мертвая голова — катилась ли она по земле или пребывала в чьих-то руках — порождала горе и лишения, обусловленные прежним «культом голов»; ночные прачки, как и раньше, вершили кровавые судьбы, а морская стихия и острова мертвецов таили незримую угрозу.

Отдельные образы были изменены до неузнаваемости благодаря народным сказкам и деревенским суевериям, и теперь нельзя с уверенностью сказать, кем являлись в древности карлики, лунная тварь, мурьош и матагот, сухопутные и морские призраки. Легенды, испытавшие мощное инородное влияние и прошедшие куртуазную обработку, утратили присущий им страх, и о предках бретонских волков-оборотней и лесного дикаря Мерлина остается только гадать. Наконец, фольклор Бретани пополнился сугубо христианскими по происхождению «страшилками» вроде дьявольской книги, входа в преисподнюю, тайн феодальных замков.