Ужасы льдов и мрака

В первые сентябрьские дни они смиряются и прекращают все работы по вызволению «Тегетхофа». Теперь их внимание и заботы целиком сосредоточены на земле (их земле!), которая открывается глазу то в двадцати, то в тридцати километрах, порой исчезает в грядах тумана и вновь, еще краше прежнего, является из незримости, – их земле, что в медленном танце дрейфа поворачивается перед ними, будто могучая, величественная красавица, показывая все свои горные кряжи, скальные обрывы, кручи, мысы. Terra nuova. Не обман зрения, не мираж. Они вправду открыли новую землю. Раз за разом порываются достичь ее берегов. И раз за разом лабиринт разводьев, ледовые барьеры и страх, что натиск льда отрежет обратный путь к кораблю, заставляют их вернуться. С небывалой отчетливостью они осознают свое бессилие, злость и малодушие, когда земля тает в тумане и на целых семь дней пропадает из виду. Неужели это и все – зрелище отдаленного побережья, мимолетная картина на трассе неумолимого дрейфа? В эти дни смятение то и дело гонит их прочь от корабля, беспорядочной толпой, неосторожно, и даже Вайпрехт не удерживает их и не успокаивает, когда, измученные и разочарованные, они возвращаются из белой стены тумана. Но на сей раз арктическая зима им благоволит. Льдина примерзает к ледовому поясу, окружающему архипелаг. Дрейф сводится теперь к медленным подвижкам у побережья – туда-сюда, туда-сюда. Сама эта земля служит им якорем. И даже когда опускаются осенние сумерки и вновь нарастает угроза зимних ледовых сжатий и всех ужасов мрака – земля остается рядом, меняет свои очертания лишь нерешительно, зачастую надолго замирает, тихая и ручная, делается знакомой.

Утром 1 ноября на северо-западе перед нами лежала эта земля, залитая сумеречным светом; отчетливость скалистых ее кряжей впервые возвестила нам, что она безусловно в пределах досягаемости, можно добраться до нее, не опасаясь, что не сумеешь воротиться на корабль. Все сомнения исчезли; преисполненные энтузиазма и неукротимого возбуждения, мы, карабкаясь по нагромождениям льда, спешили на север… к земле, а когда одолели ледовое подножие и вправду ступили на нее, то вовсе не замечали, что вокруг лишь снег, скалы да мерзлые обломки и что на свете вряд ли найдется край более унылый, чем сей остров; для нас это был рай, и потому назвали мы его островом Вильчека. Столь велика была радость наконец-то достичь земли, что мы обращали внимание на такие здешние явления, какие в иной ситуации вовсе не привлекли бы нашего интереса. Мы заглядывали во всякую расщелину, трогали каждую глыбу, любая форма, любой контур, какие тысячи раз и повсюду являет глазу любая трещина, приводили нас в восторг…