Ужасы: Последний пир Арлекина

Он немного помолчал, ничего не отвечая и уставившись в телевизор. На стенах затемненной комнаты мерцали цветные пятна… Отцу достаточно было сказать «туда», и он сразу понял, что это значит. Маленький узелок, который он всегда ощущал у себя в животе, затянулся и потащил вниз что-то из самого горла.

— Конечно, — буркнул он наконец. Веревка с узелком опустилась в его желудке еще ниже.

Отец лишь хмыкнул, не отрываясь от телеэкрана.

Ему пришло в голову, что они решили: пора, ведь он уже пошел в среднюю школу. Более того, почти закончил первый год обучения, и ему удалось избежать неприятностей, в которые когда-то вляпался старший брат, из-за чего тому пришлось бросать школу и отправляться в армию, а потом — еще бог знает куда. О брате давно ничего не слышно… Вероятно, приглашение во взрослую компанию — что-то вроде награды за его успехи.

Вообще он не понимал, что такого сложного в этой школе и почему успехи на уроках достойны награды. Всего-то нужно не высовываться и не привлекать к себе внимания. Ну и дело какое-нибудь, чтоб быть занятым в течение дня. Он участвовал в оркестре со своим баритон-саксофоном. Ему этого вполне хватало и было легче легкого: никаких настоящих мелодий для данного инструмента не существовало. «Попукивай» себе время от времени, создавая фон вместе с другими, и все. Он сидел прямо перед секцией тромбонов, на которых играли парни старше его; иногда слушал, как они болтают и заключают пари, кто из первокурсниц следующей начнет брить ноги. И еще у них полно шуточек про то, как смешно кривят рты флейтистки во время игры. Интересно, они будут выглядеть так же смешно, когда во рту у них будет кое-что другое? Все это смущало его, потому что флейтистки сидели прямо напротив саксофонной секции и он видел ту, с которой уже пару раз встречался.

Однажды, когда они остались одни, она дала ему сложенный листок бумаги, который носила в заднем кармане джинсов. Листок помялся и принял форму ее попки. Его это позабавило. Он развернул бумагу, и оказалось, что это отпечатанный на ротаторе схематический рисунок, который дал ей священник молодежной группы епископальной церкви, как и всем остальным девушкам. На рисунке было показано, каких частей тела на какой стадии отношений можно позволить касаться парню. Расстегнуть ее лифчик можно было лишь после помолвки — с кольцом и всеми делами. Он сохранил этот листок, засунул в одну из своих домашних книжек. В каком-то смысле ему полегчало — стало ясно, чего от него ждут.

В отношении предстоящей поездки с отцом, дядей и другими парнями его что-то смутно беспокоило. Он не знал, что придется делать, когда они достигнут места назначения. Накануне ночью он лежал без сна и размышлял об этом. Включив свет, достал листок бумаги, который ему дала девушка-флейтистка, и посмотрел на пунктирные линии, выделявшие на рисунке зону между горлом и пупком, и на другую зону, ниже первой, которая смахивала на трусики или на нижнюю часть бикини. Затем он сложил листок и засунул его обратно в книгу, где хранил ранее. Вряд ли этот рисунок поможет ему там, куда он собирается ехать.

— Давайте устроим шоу на дороге! — Его дядя Томми высунулся из окна со стороны водителя и похлопал по металлической дверце машины. Они всегда ездили туда на автомобиле Томми, потому что он был самым большим, — старый «додж», который качало, как лодку, даже на прямых участках. Остальные парни скидывались на бензин. — Пора отправляться. — Широкая желтозубая улыбка Томми расплылась до ушей (он уже основательно приложился к шестибаночной упаковке пива, стоявшей на полу машины).

Он решил, что про него просто забыли. Когда авто затормозило перед их домом, внутри уже сидели пятеро; его отец будет шестым. Он стоял на пороге, чувствуя, как тайная надежда расслабляет узелок в животе.

— Э, чувак! О чем, черт побери, вы, парни, думали? — донесся из машины по теплому вечернему воздуху голос одного из парней. Это был Бад, тот, который работал на заводе шлакобетонных блоков. — Впихнуть нас сюда всемером и аж туда пилить! Не, так не пойдет!

Парень, сидевший рядом с Бадом, посередине заднего сиденья, рассмеялся:

— Черт! Тогда, может, ты сядешь мне на колени?

— Ну да, посиди-ка на этом! — Показав ему средний палец, Бад допил остатки пива из банки и выкинул ее на обочину. Открыв дверь, он вылез из машины. — Оттянитесь без меня, парни. Мне нужно заняться кое-каким дерьмом…

Улыбка Томми стала еще шире.

— Сдает старина Бад! С тех пор, как та славная малютка его отдрючила.

— Твою задницу…

С порога он видел, как Бад уходит; в голубом сиянии уличных фонарей шлакобетонная пыль на его рабочей спецовке отливала серебром. Трудно было рассудить, Бад действительно разозлился, потому что пришлось брать с собой новичка, или все это было частью розыгрыша. Зачастую он не мог понять, когда отец и его приятели шутят, а когда говорят всерьез.

— Давай-ка! — Отец уже забрался в машину на переднее сиденье; его локоть свисал из окна. — Чего ты ждешь?

Он скользнул на заднее сиденье. Оно было покрыто пылью со спецовки Бада, а спинка вымазана аж выше его плеч.