Ужасы. Замкнутый круг

Деревня была лабиринтом вымощенных булыжником, выбеленных узких улочек. Несмотря на то что она казалась совсем крошечной, в ней можно было заблудиться, хотя и не надолго. Если пойти вниз по склону, не важно, в каком направлении, всегда можно было выйти к морю. А если подниматься в гору, можно выйти к главной дороге, если же не удалось, то стоит повернуть за угол и продолжить подъем, тогда наверняка выйдешь. Наиболее исхоженной, с самыми истертыми булыжниками была улочка, которая вела к сильно утрамбованной тропе, а та, в свою очередь, тянулась к пляжу. Дважды пройдя мимо угла, на котором располагалась лавка с выпивкой, вы навсегда запомните, где она находится. Витрина оказалась сплошь оклеена этикетками, некоторые были узнаваемы, о значении других оставалось только догадываться; внутри стальные стеллажи от пола до потолка заполняли все мыслимые бренды; здесь были представлены даже экзотические и дико дорогие (на родине) марки в смехотворно дешевых трехлитровых бутылках из магазина беспошлинной торговли с собственными хромовыми пробками.

— «Курвуазье»! — тоном ценителя произнесла Гвен.

— «Гран Марнье»! — запротестовал Джеф, — Что, пять пинт «Гран Марнье»? За такую цену? Ты можешь поверить в это? Это надо купить домой. А что возьмем сейчас?

— Кокосовый ликер, — сказала она. — Или мятный шоколадный — добавлять в наш полуночный кофе.

Также они обнаружили несколько маленьких симпатичных таверн, где люди сидели прямо на улице за столиками под виноградными лозами. Порции цыпленка и куски ягненка, шипящие на шампурах; маленькие рыбки, жарящиеся на углях; мусака, исходящая паром в длинных противнях…

Таверна Дими была внизу, в гавани, где широкая, низкая стена защищала посетителей от падения в море. Они заказали греческий салат, который разделили на двоих, блюдо из кусочков ягненка, запеченного на древесной щепе, и полбутылки местного вина, которое стоило очень дешево. За едой, потягивая вино, они слегка разомлели; еле уловимый легкий ветерок с моря приносил желанную свежесть в жаркий день.

— Ты действительно чувствуешь еще в себе силы? Черт возьми, я совсем нет, — заныл Джеф.

Она, конечно, не испытывала прилива безграничной энергии, однако не хотела сдаваться без борьбы.

— Была бы твоя воля, — с сарказмом сказала она, — мы бы сидели здесь и любовались, как сушатся рыболовные сети, правда?

— Нет ничего плохого в том, чтобы просто отдыхать, — ответил он. — Мы же в отпуске, ты помнишь?

— В твоем понимании «просто отдыхать» означает превратиться в овощи и лежать без движения! — парировала она. — Я говорю, мы сейчас пойдем искупаемся, потом на время сиесты вернемся на виллу и еще кое-чем займемся, и…

— А мы можем заняться этим «кое-чем» перед сиестой? — Он сохранял на лице непосредственное выражение.

— И тогда мы будем уже отдохнувшие после дороги и готовые к сегодняшнему вечеру. Ненасытный самец!

— О'кей. — Он пожал плечами. — Как скажешь. Но купаться будем с пляжа, не со скал.

Гвен посмотрела на него с подозрением. Это было бы слишком легко.

Теперь он усмехнулся.

— Это была мысль, ну, в общем, знаешь… — Он замялся.

Обсыхая на солнце после заплыва, еще тяжело дыша, Гвен сказала:

— Я не понимаю.

— Хм…

— Ты очень хорошо плаваешь. Откуда тогда в тебе эта водобоязнь, на которую ты жалуешься?

— Во-первых, — ответил Джеф, — я плаваю не очень хорошо. Да, сотню ярдов я проплыву, как дельфин, но больше этого — уже как кирпич! Я совсем не умею держаться на воде. Как только я останавливаюсь, я тону.

— Так не останавливайся.

— Когда устаешь, то останавливаешься.

— Что же тебя так напугало, что ты стал бояться воды?

Он рассказал:

— Это было на Кипре. Я был ребенком. Совсем маленьким. Я смотрел, как отец ныряет в море со скалы, может быть, двадцати или тридцати футов высотой. Я решил, что тоже смогу. И вот однажды, когда мои предки не видели, я попытался это сделать. Должно быть, я стукнулся головой обо что-то, пока летел вниз. Или просто ударился о воду. Отец вытащил меня. Он был медиком — искусственное дыхание и все такое… Поэтому я теперь и плавать люблю не особо, и совершенно не люблю нырять! Я могу поплавать — поплескаться на мелководье, как сегодня, — но это мой предел. И только с берега. Ненавижу скалы, высоту. Все очень просто. Ты вышла замуж за труса. Вот так.

— Неправда, — сказала она. — Я вышла замуж за человека с замечательной задницей. Почему ты не рассказал мне все это раньше?

— Ты не спрашивала. Я не люблю говорить об этом, потому что не очень хочу это вспоминать. Я был еще ребенком и все же понимал, что чуть не погиб. И знал, что ничего приятного в этом нет. Я до сих пор еще не справился со всем этим до конца. Так что чем меньше вспоминать, тем лучше.

Неподалеку приземлился пляжный мяч, покатился и замер около бедра Гвен. Они посмотрели наверх. Большими шагами приближалась смуглая, крепкая фигура. Они узнали истрепанные, вспученные шорты. Сперос.

— Привет, — сказал он, присаживаясь рядом на корточки и свободно складывая руки на коленях. — Пляж. Мяч. Я плавать, играть. Ты плавать? — (Это обращаясь к Джефу.) — Ты приходил плавать, бросай мячик?