Ужасы. Замкнутый круг

Три фигуры прибывают на сцену, где царит полная тишина. Их силуэты передвигаются осторожными шагами через росчисть, медленно, практически без какого-либо заметного движения. Вокруг них стоят скрещенные стебли высоких трав, застывшие, неподвижные, с заостренными живописными кончиками. Над ними висит круглая луна, правда, свет ее какой-то тусклый, похожий на блеклую белизну книжных страниц, украшенных затейливыми рисунками. Трое, один гораздо ниже остальных, останавливаются перед густыми зарослями стеблей необычной формы. Человек поднимает руку и указывает в их сторону, маленькая фигура делает шаг вперед. Двое замирают, тогда как коротышка растворяется в темных густых зарослях. Какое-то время можно разглядеть его ботинок с носком, направленным к земле, и ногу в серой ткани брюк. А потом исчезает все.

Двое продолжают стоять на месте, не жестикулируя, держа руки в карманах длинных пальто. Они смотрят в темноту, где исчез третий. Вокруг них пересекаются стебли высоких камышей, над ними круглая луна.

Оставшиеся отворачиваются. Они слегка склоняются вперед и какое-то время крепко прижимают руки к ушам. Потом медленно, двигаясь почти незаметно, покидают сцену.

Поле снова пустое. И неожиданно все оживает, картина наполняется движением и звуком.

После приключения Нолон и Гриссал вернулись к тому самому столу под деревьями, где встретились этим вечером. Помимо зажженной свечи в бесформенном зеленом пузыре, на нем теперь стояли два невысоких стакана и высокая, правда, тонковатая бутылка.

Собеседники методически осматривали приборы и друг друга, словно не желая тревожить покой вокруг.

— А там есть кто-нибудь, в том окне? Ну, вы понимаете, о чем я… — спросил Гриссал.

— Вы считаете, мне надо посмотреть?

Гриссал уставился в стол, затягивая паузу, а потом заметил:

— Мне все равно, мистер Нолон. Одно могу сказать: то, что произошло сегодня, было крайне неприятно.

— Что-то подобное случилось бы рано или поздно. Скажем прямо, он слишком много мечтал. Его слова не имели смысла, о котором стоило бы упоминать, к тому же он всегда говорил больше, чем следовало. Возможно, кто-то его услышал в конце концов.

— Я никогда не слышал таких криков.

— Все кончилось, — тихо произнес Нолон.

— Но что с ним произошло?! — воскликнул Гриссал и схватил стакан, похоже даже не заметив этого.

— И почему Риньоло так кричал, почему сказал, что все оказалось трюком, насмешкой над его мечтами, особенно эта «грязная тварь в земле»? Почему вопил «не хоронить его навечно в этой странной, ужасной маске?»

— Возможно, он запутался, — сказал Нолон и принялся разливать напиток из бутылки по бокалам слегка дрожащими руками.

— А потом он умолял убить его. Но он же не хотел этого, совсем. Скорее наоборот. Риньоло боялся… Вы знаете, чего он боялся. Почему же….

— Мне действительно нужно все это объяснять, мистер Гриссал?

— Наверное, нет, — тихо произнес тот, явно смутившись. — Он хотел сбежать, сбежать с чем-то.

— Именно, — спокойно пояснил Нолон, оглянувшись по сторонам. — Он хотел сбежать оттуда без разрешения вы-знаете-чего. Как бы это выглядело?

— Подало бы пример.

— Именно. Давайте же извлечем урок из ситуации и выпьем, прежде чем двигаться дальше.

— Я не уверен, что хочу этого, — сказал Гриссал.

— Я не уверен, что в этом случае у нас есть хоть какой-то выбор.

— Да, но…

— Тише. Сегодня наша ночь.

В освещенном окне дома на противоположной стороне улицы виднелась колеблющаяся тень. Вечерний легкий ветер пронесся по маленькому парку, и зеленое пламя свечи отблесками замерцало на двух безмолвных лицах.

Пер. Н. Кудрявцева

ЧЕТ УИЛЬЯМСОН «Сочувствий к другому научи…» [30]