Уже мертва

Втирая в кожу ароматную пену, я прокручивала в голове события сегодняшнего вечера. Чего я добилась? Узнала, где живет чокнутый сорочечник Жюли? И? Этот парень может не иметь никакого отношения к убийствам.

Я еще и еще раз подвергала сомнению тот факт, что следила сегодня за Сен-Жаком, но интуиция твердила мне, что это был он. В моей душе все еще жил огромный страх за Гэбби. И я ни капли не сомневалась в том, что найти убийцу – моя задача.

После душа я приободрилась и, сознавая, что сейчас все равно не засну, налила себе имбирного лимонада, взяла апельсин и, закутавшись в стеганое одеяло, растянулась на диване. Дискуссия в моей голове продолжилась.

Почему сегодня я четыре часа провела среди грязи, крыс и пауков? Почему не предоставила копам удовольствие проследить за ненормальным дружком Жюли?

Почему не рассказала все Райану и не позволила ему заняться тем, чем занялась сама?

Я чувствовала, что ответы на все эти вопросы связаны с чем-то более личным, чем страх за собственную жизнь или за жизнь Гэбби. Что-то другое вынуждало меня так рьяно заниматься расследованием, что-то более глубокое и тревожащее. В течение целого часа, шаг за шагом, я разобралась, в чем дело.

Дело было в том, что в последнее время я начала бояться саму себя. Каждый день мне приходилось сталкиваться с насильственной смертью – с трупами каких-то женщин, убитых какими-то мужчинами, выброшенными в реку, в лес, на помойку. Я изучала раздробленные кости детей, найденные в водопроводной трубе, в коробке, в пакете. День за днем я вычищала их, осматривала, классифицировала. Потом писала отчеты. И порой при этом ничего уже не испытывала. Была профессионально отстранена. Хладнокровна. Я видела смерть слишком часто, слишком близко, и мне начинало казаться, что я теряю понимание ее значения. Ведь скорбеть по каждой из своих косточек я была просто не в состоянии.

Смерти же этих женщин шевельнули во мне нечто особое. Я как будто пропустила сквозь свою душу их страх, их боль, их беспомощность перед лицом безумия. Я воспылала яростью и злобой и загорелась желанием уничтожить зверя, отобравшего у них жизни. Смерти этих женщин вызвали во мне искреннее сострадание и словно явились спасительным тросом для моих притуплявшихся эмоций. Для моей собственной человечности. Я сочувствовала несчастным женщинам и испытывала по отношению к ним огромную благодарность.

Вот насколько личной была причина, побудившая меня заниматься поисками убийцы. Вот почему я не намеревалась бросать расследование. Вот что заставило меня ехать в лес у монастыря и вливаться в ночные кошмары Мейна. Я чувствовала себя обязанной убедить Райана довести дело до конца. Я должна раскусить клиента Жюли. И найти Гэбби. Все эти истории могут оказаться взаимосвязанными. Или нет. Не имеет значения. Так или иначе, я жаждала найти сукина сына, безнаказанно издевавшегося над женщинами, и изолировать его от общества. Навсегда.

33

Ускорить ход расследования оказалось сложнее, чем я предполагала. Частично по моей вине.

К пяти тридцати пятничного вечера мои желудок и голова уже изнывали от бесчисленного количества выпитых чашек кофе. Мы обсуждали содержимое папок несколько часов подряд. Новой информации собрать удалось крайне мало, и мы были вынуждены снова и снова повторять то, что давно знали, пытаясь выискать какие-то новые взаимосвязи. Дело почти не продвигалось.

Бертран занимался проработкой вопроса с недвижимостью. Объявления о продаже жилья Моризет-Шанпу и Адкинс, а также соседей Ганьон были напечатаны через "Ре-Макс". Огромную риэлторскую фирму с офисами в трех различных частях города и тремя выездными агентами. Ни один из них не помнил ни жертв, ни даже недвижимость, которую они собирались продать. Отец Тротье пользовался услугами другой конторы – "Ройал Липаж".

Выяснилось, что бывший дружок Питр был наркоманом и что несколько лет назад он убил проститутку в Виннипеге. Этот факт мог служить ключом к разгадке дела о убийстве самой Питр, а мог и вовсе не иметь к нему никакого отношения. Клодель настаивал на последнем.

Допрос людей, совершивших преступления сексуального характера когда-либо в прошлом, велся непрерывно, но положительных результатов не давал.

Толпа полицейских чутко наблюдала за районами, в которых жили когда-то Адкинс и Моризет-Шанпу. Ничего.

Мы не знали, в каком направлении работать, и от этого постепенно теряли терпение, делались все более раздражительными и угрюмыми. Я была вынуждена раскрыть свои карты. Меня вежливо выслушали. Я рассказала о ситуации с Гэбби, о рисунке, о том, как я разговаривала о нем с Джей Эс, и о слежке за Жюли.

Когда я закончила, никто не произнес ни слова. Фотографии семи убитых женщин в гробовом молчании взирали на меня. Клодель рисовал в блокноте какие-то сетки или решетки. Он целый день помалкивал, как будто решил отстраниться от всех нас. Мое выступление привело Клоделя в еще более хмурое расположение духа.

Прекр-р-расно!

– Значит, вы не можете сказать точно, Сен-Жак это или нет? – подал наконец голос Бертран.

Я покачала головой.

Прекр-р-расно!