Уже мертва

Шарбонно смотрел на него пристально, размышляя, очевидно, о том же, о чем и я: действительно ли Халеви желает оказать нам помощь или все же что-то скрывает?

– Кого он вам напоминает?

– Одного покупателя. Но я... я с ним не знаком.

– Чем занимается этот ваш покупатель? Хотя бы примерно вы знаете?

Халеви покачал головой.

– Этот парень приходит к вам в какое-то определенное время суток? С какой стороны? Что он у вас покупает? Во что одет? – Клодель начинал терять терпение.

– Я сказал вам, что не вожу дружбу с покупателями, ни о чем у них не спрашиваю, не обращаю внимания на их одежду. Я продаю продукты. А ночью ухожу домой. Лицо этого человека похоже на лица многих других людей. Они приходят ко мне и уходят.

– До которого часа работает ваш магазин?

– До двух.

– Он приходит к вам ночью?

– Возможно.

Шарбонно делал пометки в блокноте с кожаной обложкой. До настоящего момента он записывал не много.

– Вы работали здесь вчера во второй половине дня?

Халеви кивнул.

– Народу было много, наверное, все думали, что сегодня у меня выходной.

– Вы видели вчера этого парня?

Халеви еще раз рассмотрел фотографию, провел обеими руками по голове, отчаянно почесал затылок, с шумом вздохнул и беспомощно развел руками.

Шарбонно положил снимок в блокнот, захлопнул его, достал визитку и опустил ее на прилавок.

– Спасибо, что уделили нам время, мистер Халеви. Если что-нибудь вам все же удастся вспомнить, позвоните по этому номеру.

– Конечно, конечно, – пробормотал Халеви, и его лицо впервые с того момента, как он увидел жетон, просветлело. – Непременно позвоню.

– Конечно, конечно, – произнес Клодель, когда мы вышли на улицу. – Позвонит эта жаба, как же! Только после того, как мать Тереза поимеет Саддама Хусейна!

– Что ты хочешь от владельца депанера? – сказал Шарбонно. – У него вместо мозгов кетчуп.

Мы перешли дорогу, приближаясь к машине, и я обернулась. Чудаки сидели на прежних местах у двери. Создавалось впечатление, что они постоянно здесь находятся, как каменные собаки у буддистского храма.

– Дайте мне, пожалуйста, фотографию, – обратилась я к Шарбонно. – На одну минуту.

Он изумленно округлил глаза, но фото протянул. Клодель раскрыл дверцу машины, и на меня, как из плавильной печи, пахнуло нагревшимся воздухом. Облокотившись на нее, он приготовился наблюдать за мной.

Я подошла к старику, сидевшему справа. На нем были выцветшие шорты, безрукавка, носки и полуботинки. Белые костлявые ноги покрывала паутина варикозных вен. По плотно сжатым губам было видно, что зубов у него нет. Из уголка рта торчит сигарета. Он глазел на меня с нескрываемым любопытством.

– Bonjour, – сказала я.

– Привет, – ответил старик, чуть склоняясь вперед, чтобы отлепить пропотевшую спину от пересеченной трещиной виниловой спинки стула.

Не знаю, почему он ответил по-английски, – может, слышал нашу беседу с Халеви, а может, угадал по моему акценту, что французский для меня не родной язык.

– Жарко сегодня.

– Я видывал жару и посильнее.

Когда старик говорил, сигарета в его рту подпрыгивала вверх.

– Вы в этом районе живете?

Старик махнул сухопарой рукой в сторону Сен-Лорана.

– Могу я кое о чем у вас спросить?

Он закинул ногу на ногу и кивнул.

Я протянула ему фотографию.

– Вы когда-нибудь видели этого человека?

Взяв фотографию левой рукой и прикрыв ее от солнца правой, старик отдалил ее от себя на максимальное расстояние и принялся разглядывать. Перед его глазами плавало облако сигаретного дыма. Я перевела взгляд на кошку с рыжими пятнами, выскользнувшую из-за его стула, прошедшую вдоль здания и исчезнувшую за углом. Старик смотрел на фотографию так долго, что я уже подумала, он забылся.

Со второго стула с приглушенным ворчанием поднялся другой чудак. По-видимому, его кожа когда-то была светлой, но сейчас выглядела так, будто ее обладатель просидел на этом месте сто двадцать лет кряду. Поправив сначала подтяжки, потом ремень, удерживавшие рабочие штаны, он шаркающей походкой приблизился к нам, склонился к плечу сидящего старика, прищурил глаза и тоже уставился на фотографию. Наконец беззубый вернул мне фото.

– Родная мамаша этого парня не узнала бы его, покажи ей эту дерьмовую картинку.

Второй чудак оказался более сговорчивым.

– Этот человек живет где-то там, – сказал он, указывая пожелтевшим пальцем на убогий многоквартирный дом из кирпича.

Вероятно, у него тоже не было зуба или нескольких зубов, его челюсть, когда он говорил, почти касалась носа. Я с трудом разобрала слова. Чтобы удостовериться, что я все правильно поняла, я указала на фотографию, потом на дом. Чудак кивнул.

– Часто вы его видите?

– М-м...

Он вскинул брови, приподнял плечи, выпятил нижнюю губу и сделал жест руками, означающий "можно сказать, что часто": повернул ладони вверх, потом вниз, потом опять вверх.

Второй чудак покачал головой и с отвращением фыркнул.