Уже мертва

Сильно пахло сырой землей, травой и перегнившими листьями. Солнечный свет сквозь кроны деревьев проникал сюда неровными потоками, покрывая землю причудливыми узорами, похожими на рассыпанные повсюду частички паззлов. Косые лучи тут и там отыскивали проходы среди густой листвы и пробирались вовнутрь. Было видно, как в пространстве, залитом светом, в медленном танце кружат пылинки.

Перед лицом моим роились насекомые, я слышала их приглушенное жужжание. В ноги впивались колючки каких-то растений.

На самом дне рва "Хвостик" остановился, чтобы лучше сориентироваться, потом повернул налево. Я зашагала за ним, хлопая ладонями по пикирующим на меня комарам, отгибая ветки, щуря глаза и осматриваясь по сторонам сквозь тучи мошкары. Одна какая-то букашка так и норовила сесть мне на роговицу. По лицу стекали струйки пота, волосы повлажнели, а те пряди, что выбились из-под берета, прилипли ко лбу и к шее. Но волноваться за свой внешний вид мне не было нужды.

Когда до трупа оставалось ярдов пятнадцать, провожатый мне был уже не нужен. Я почувствовала дух смерти – еще довольно слабый, смешанный с суглинистым запахом леса и теплого предвечернего солнца, однако ясно ощущаемый. Так смердит только разлагающееся тело. С каждым последующим шагом сладковатое зловоние, подобно стрекоту приближающейся цикады, становилось все более и более интенсивным, а вскоре поглотило все остальные запахи. Ароматы мха, перегноя, сосны и неба – ничего этого больше нельзя было различить. Чувствовалась лишь вонь гниющей плоти.

Джил остановился, решив, по-видимому, не смотреть на кошмарную находку повторно. Запаха было вполне достаточно. Молодой рабочий, прошагав вперед еще футов десять, повернулся ко мне, тоже остановился и без слов указал на бесформенное возвышение, частично покрытое листвой и почвой. Над ним кружила стая жужжащих мух.

Желудок свело. Внутренний голос навязчиво заталдычил: "Я же тебе говорила!" С ежесекундно усиливающимся страхом я положила рюкзак у дерева, достала хирургические перчатки и осторожно направилась к возвышению. Приблизившись, сразу заметила свежую траву, выдернутую рабочими из земли. Представившаяся мне картина подтвердила самые худшие опасения.

Из засыпанной листвой почвы выдавалась аркада ребер. Их концы, отделенные от грудины, напомнили мне шпангоуты корабля. Я наклонилась, тщательнее рассматривая кости. Мухи с переливающимися на солнце сине-зелеными тельцами в знак протеста зажужжали громче. Я смахнула с ребер землю и увидела, что они крепятся к куску позвоночника.

Сделав глубокий вдох, натянула латексные перчатки и начала удалять с костей сухие листья и сосновые иглы. Когда на очищенный позвоночник упали солнечные лучи, из него выскочили перепуганные жуки. Насекомые бросились врассыпную, одно за другим исчезая из виду.

Я не обратила на них особого внимания, продолжая заниматься делом. Медленно и осторожно я очистила участок примерно в три квадратных фута. Минут через десять мне было уже ясно, что именно нашли Джил и его товарищ. Убрав волосы с лица тыльной стороной ладони, я выпрямила спину и осмотрела кости.

Передо мной лежало туловище, частично превратившееся в скелет: грудная клетка, позвоночник и таз, все еще скрепленные высохшими мышцами и связками. Соединительные ткани прочны, они на протяжении нескольких месяцев, а то и лет удерживают кости в суставах. Не то что мозг и внутренние органы, разлагающиеся при помощи бактерий и насекомых порой за несколько недель.

Я осмотрела коричневые засохшие остатки мягких тканей, прилипшие к внутренним поверхностям костей в районе груди и брюшной полости.

Я сидела на корточках, окруженная стаей мух и желтыми пятнами света. Ясно было, что найденный труп – человеческий и что пролежал он здесь довольно недолго.

Еще я понимала, что на территории семинарии кости оказались отнюдь не случайно. Этого человека убили, а от тела, привезя его сюда, просто избавились. Останки лежали на полиэтиленовом пакете – на кухне в такие выбрасывают мусор. Пакет этот, видимо, использовали для перевозки туловища. Голова и конечности жертвы отсутствовали, личных вещей или каких бы то ни было других предметов я тоже не увидела. Кроме одного.

В самом центре таза, прижатый к крестцу боковой частью красного резинового наконечника, с устремленной ровно вверх, к шее, деревянной ручкой, лежал хозяйственный вантуз. Он почему-то напомнил мне перевернутую вверх ножкой церковную чашу. Было понятно, что кто-то поместил сюда эту штуковину намеренно. Я в ужасе подумала, что мысль о церковной чаше пришла мне в голову не случайно.