Ужель та самая Татьяна?

Клементина Бове Ужель та самая Татьяна?

Дорогое дитя!

Унесёмся, шутя,

К жизни новой, далёкой, блаженной,

Чтоб любить и гореть

И, любя, умереть

В той стране – как и ты, совершенной!

Шарль Бодлер, «Приглашение к путешествию»[1]

Clémentine Beauvais

SONGE À LA DOUCEUR

Издание осуществлено в рамках Программ содействия издательскому делу при поддержке Французского института в России

Cet ouvrage a bénéficié du soutien des Programmes d’aide à la publication de l’Institut français de Russie

Фантазия по мотивам романа Александра Пушкина «Евгений Онегин» (1833) и оперы Петра Чайковского «Евгений Онегин» (1879)

Перевод Дмитрия Савосина

Издательство благодарит Анастасию Тихонову и Марту Лисовскую за помощь в работе над книгой, а также Викторию Тверитневу и Александру Дыхне за то, что не оставили в трудную минуту.

© 2016 Éditions Sarbacane, Paris

Russian Translation rights arranged through La Petite Agence, Paris

© Савосин Д., перевод на русский язык, 2019

© Маленкова М., перевод Письма Татьяны, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2019

В РОМАНЕ ЗВУЧИТ МУЗЫКА:

Frank Sinatra. «As Time Goes By»

Liza Minelli. «I Will Wait For You»

Sufjan Stevens. «Eugene»

Muse. «Feeling Good»

Fauve. «Les nuits fauves»

Gabriel Fauré. «Au bord de l’eau»

Пётр Ильич Чайковский. Ария Ленского из оперы «Евгений Онегин»

Лео Делиб. Дуэт цветов из оперы «Лакме»

Sufjan Stevens. «Death With Dignity»

Jane Birkin. «Quoi»

Keren Ann. «Not Going Anywhere»

Françoise Hardy. «Partir quand même»

Leonard Cohen. «Hey», «That’s No Way To Say Goodbye»

1

Сия история, читатель, не нова

И плохо не закончилась едва,

Чтоб вовсе не закончиться когда-то.

Теперь другие надобны слова,

Чтоб выяснить – кто виноват?

Онегин ли? Татьяна виновата?

О да – герои моего романа —

Те самые, Онегин и Татьяна.

Расстались…

Где б им встретиться через десять лет?

В метро парижском отыскала я их след,

На линии лиловой

Под названьем «Метеор»

Пускай возобновят они

Свой незаконченный любовный спор.

А почему бы нет?

Зимнее утро. Без четверти девять.

Вот и Евгений. Входит в вагон.

В вельветовых брюках, оксфордской рубашке,

Шарф кашемировый в два оборота

Вокруг тощей шеи,

В куртке из твида;

И хоть довольно солидного вида,

Но с лицом с тех пор подобревшим

И даже мягким, подвижным.

Ждать и терпеть научился он.

А Татьяна – вообразите! —

Только вчера о нём вспоминала.

И можно бы это счесть совпадением,

Когда бы не думала она о нём частенько.

Не удивляется пусть читатель, —

Он ведь тоже немного мечтатель;

И, вспоминая свои романы,

Которых уж несколько лет

Как простыл и след,

Он позволяет себе невинному

Поддаться обману:

Ведь сожаленье не капиталов вложенье —

У него кредитной истории нет.

В чём этой случайности предназначение?

Взгляните только – как растеряны оба…

А что, если сделать для них исключение?

А что, если это – любовь до гроба?

И вот Татьяна с радостью наигранной

Ему кричит: «О, сколько лет прошло!»

Он рядом с ней садится; и напротив,

В стекле вагонном, видит отражение

Свое, а выше на стекле сияет

Круг жира – отпечаток головы

Честолюбивого, наверно, пассажира,

Который решил оставить след свой здесь.

А рядом – отражение Татьяны…

Тут поезд с рёвом набирает ход.

Повороты и разгоны здесь круты и неуклонны; на четырнадцатой линии невозможно спокойно стоять и болтать или читать; линия скоростная, везёт далёко, это преимущество, так что, пожалуйста, без упрёков.

И Татьяна просто смотрит на отражение их лиц в вагонном стекле.

Евгений кричит ей: «Что поделываешь? О, да ты беременна!»

Да вовсе нет!

Но как раскрыть ему секрет,

Что сама, каждое утро,

Прикалывает на пальто значок

С надписью в белом круге:

Я ЖДУ РЕБЁНКА!

И ниже – мелким шрифтом: «Спасибо, что уступили мне место!»

– Чтоб уступал ей каждый дурачок.

А ведь уже Евгений сделал умозаключенье,

Хотя и сбитый с толку,

Удивлён,

Что сам так этим удручён.

А было этому простое объясненье.

В метро парижском в утренний час пик

Места сидячие все заняты; Татьяна

Купила пару месяцев назад

Значок, служивший ей, как в сказке, «сезамом»:

Особенно нравилось ей, грешным делом,

Улыбнуться вежливо и умильно,

Когда любезные господа пожилые,

На пальто её значок увидев,

Вскакивали, будто на сковородке

Задницы им поджаривали черти.

А она-то, простота святая,

Улыбалась и уж так благодарила,

Вот села, потупив очи прескромно.

А что ж? Да она и не скрывает!..

И Евгений тогда пустился

В обычные досужие разговоры,

Вспомнив всё, что слышал когда-то где-то:

О материнства стороне моральной,

Выборе имени,

пелёнках,

кормлении грудью

И какая у беременных диета,

И об анестезии эпидуральной.