Ужин для огня. Путешествие с переводом

Есть одна группа людей, которая до сих пор отказывается верить, что последний император Эфиопии, Рас Тафари Меконнын, умер. Это – растафарианцы, приверженцы ямайской религии, основанной на курении марихуаны и почитании Хайле Селассие. Для них он – воплощение верховного божества Джа. Никакой загадки тут нет; просто во время первого визита Хайле Селассие на Ямайку пошел дождь, прервавший многомесячную засуху. Островитяне увидели сразу два чуда: долгожданный ливень и чернокожего короля, которому прислуживали белые люди. Раскурив трубку мира, старейшины посовещались и пришли к выводу, что перед ними сам царь небесный. Собственно, так оно и было: чернокожий король действительно явился с небес, то есть прилетел на самолете, из которого долго отказывался выходить, так как его тошнило от дыма марихуаны, окутавшего все вокруг.

Дальнейшие отношения между Тафари и его ямайской паствой складывались весьма забавно. Когда императору доложили, что растафарианская община планирует всем скопом «вернуться в землю Сиона, где обитает их бог», то есть переселиться в Эфиопию, ответ был: «Передайте им, что репатриация может произойти только после полного внутреннего освобождения». Это изречение тотчас занесли в канон главных заповедей растафарианства: «Liberation before repatriation». Справедливости ради следует заметить, что укуренным жителям Ямайки, мечтающим о небесном Сионе, все-таки выделили небольшой участок эфиопской земли, где некоторые из них обитают и поныне. Когда же журналист из Би-би-си напрямую спросил у Хайле Селассие, собирается ли тот разуверять растафарианцев в своем божественном происхождении, император со свойственным ему остроумием ответил: «Кто я такой, чтобы вмешиваться в их веру?»

***

В последнее время в Эфиопии наблюдается возрождение культа Хайле Селассие, и люди старой формации вроде Айелу тут, видимо, ни при чем. Императора выбирает поколение next, выросшее на гимнах регги, которые привил им эфиопский подражатель и продолжатель Боба Марли, поп-звезда по имени Теодрос Кассахун, a.k.a. Тедди Афро. Тедди надо видеть и слышать, говорит Зелалем, и сегодня вечером у нас будет такая возможность. А разве вечер еще не наступил? Нет-нет, уверяет Зелалем, еще не вечер.

Вечерний концерт начинается в полночь и заканчивается в пять утра. Все это время зал в несколько тысяч человек пляшет без устали, и я начинаю понимать, почему эфиопов называют самой выносливой нацией. И не надо указывать на то, что к середине данного марафона некоторые из присутствующих еле держатся на ногах – это не от усталости, а от возлияний. За напитки в баре дерут втридорога, но субтильным эфиопским ребятам много не надо. При этом атмосфера дружелюбная, пьяные парни склонны скорее брататься, чем драться. Единственный белый человек в этой толпе, я ни разу не почувствовал на себе любопытных и уж тем более враждебных взглядов.

После трех часов пения без антрактов поп-звезда наконец объявляет «последнюю песню», после чего концерт продолжается еще два часа. Первоначальная эйфория (все внове, все интересно, я в Эфиопии!) сменяется усталым раздражением; подобные эмоции испытываешь на литературном вечере, где маниакальный автор из тех, кто не заявлен в программе, дорвался до микрофона и теперь неумолимо читает свой роман в стихах от начала и до конца («Глава пятнадцатая…»). Но, похоже, раздражаюсь я один. Тысячи фанатов продолжают улюлюкать и с каждой песней все сильнее заходятся в танце. Зелалем демонстрирует правильные движения, заставляет меня повторить («Другие африканцы танцуют бедрами, а мы – плечами. Пока ты тут, ты должен научиться танцевать по-эфиопски!»).