Ужин для огня. Путешествие с переводом

Из трехчасового рассказа, прерываемого докучливыми просьбами Прашанта прибавить ходу (он все еще воображал себя эфиопским атлетом), я вынес приблизительно следующее. Гетачоу – один из хозяев этой горы, правнук какого-то здешнего балаббата65, что по нынешним временам ничего не значит. Семья у него большая, семеро братьев-сестер, а деревня маленькая, с гор спускаются редко, считая лежащую у подножия Лалибэлу (численность населения – около 14 000 человек) мегаполисом, сиречь средоточием зла. Но Гетачоу повезло: заболев туберкулезом, он не только спустился в война-дегу66, но даже попал в Аддис-Абебу и провел там три года, учась в школе-интернате. Обучение спонсировала молодая женщина из Англии, работавшая волонтером в тубдиспансере, куда доставили Гетачоу. Впоследствии она несколько раз возвращалась в Эфиопию, чтобы принять участие в судьбе своего бывшего пациента, и даже подняла вопрос об усыновлении – к негодованию его матери. В конце концов сошлись на том, что Гетачоу будет называть иностранку «старшей сестрой». В столичной школе новичка дразнили за деревенский выговор, в табеле за первый год у него оказались одни двойки, но «старшая сестра» сказала, что гордится его успехами, и доплатила директору школы, чтобы двоечника перевели в старший класс. На следующий год успеваемость заметно улучшилась, а еще через год Гетачоу даже получил высший балл по математике. В деревне тоже радовались его успехам, отцы из Аштэн-Мариама советовали ему заняться изучением туристического бизнеса, так как обнищавший приход остро нуждался в потенциальных спонсорах из числа ференджей. Однако бескомпромиссная англичанка строго заметила, что «туризм» – не профессия. Пусть лучше мальчик учится на инженера. Это усугубило отношение деревенских жителей к новоявленной «старшей сестре», и мать Гетачоу по наставлению священников заявила, что больше не отпустит сына в столицу. И всё. Благодетельница пропала так же внезапно, как появилась. Гетачоу отправлял ей письма из интернет-кафе в Лалибэле, но ответа не было. А через несколько месяцев он получил письмо от ее семьи. Англичанка умерла от рака груди в возрасте тридцати четырех лет. Как выяснилось, к моменту знакомства с Гетачоу она уже знала о своей болезни. Вскоре после известия о ее смерти Гетачоу снова попал в Аддис-Абебу, на этот раз – в психиатрическую лечебницу. Но теперь ему гораздо лучше, он ест, спит и хочет летать на дельтаплане, как это любила делать его англичанка. А учиться? На инженера? Да, да, и учиться тоже.

На обратном пути Гетачоу пригласил нас «к своим» выпить кофе. Я довольно много бывал в африканских хижинах – в Гане, в Мали и здесь, в Эфиопии, – но такой картины до сих пор не видел. Дело было даже не в нищете; нищета везде, и эта хижина выглядела не беднее других. Но – антисанитария, спертый туберкулезный воздух, какая-то герметизированная беспросветность. Высохшая старуха – видимо, мать Гетачоу – жарила кофейные зерна. Рядом лежал человек, с головой закутанный в ветошь. Время от времени, разражаясь бухающим кашлем, он слегка поднимался на локтях, отхаркивал и, не снимая с головы покрывала, а только приподнимая край так, что был виден щетинистый подбородок, сплевывал мокроту в кострище.

– Скоро будет кофе, – подбодрил Гетачоу.

– Извини, но нам пора. Поблагодари своих родителей за гостеприимство и передай им наши извинения.

– Я понимаю. Проводить вас до города?

– Если можно.

В городе мы предложили угостить Гетачоу обедом, но он в свою очередь отказался, сославшись на то, что его ждут дома. Я дал ему свои координаты, сказав, что буду рад получить от него письмо. Он пообещал написать и доложить о своих успехах в учебе.

– Ты что, собираешься спонсировать его обучение? – спросил Прашант.

– Почему бы и нет?

– В общем, да, почему бы и нет, если только он не выдумал всю эту историю с англичанкой.

– Да какая разница, выдумал или нет. Ты же видел, как он живет… Думаешь, выдумал?

– Не знаю. У нас в Индии специалисты по разводке туристов и не на такое способны.

***

Храмовый комплекс Лалибэлы состоит из одиннадцати монолитных церквей, высеченных в туфовых массивах в XII веке. Многоязычная надпись настаивает на клишированной формулировке «восьмое чудо света» (сколько их, этих «восьмых чудес»?), но чудо существует вопреки всем спискам и ярлыкам ЮНЕСКО. Вот-вот включат прожектор за горизонтом, поднимется плиссированный занавес, и мы увидим всю панораму Эфиопского нагорья, одно из самых захватывающих зрелищ на земле. Надо прийти до восхода, к началу службы. Стоя над обрывом, смотреть, как встает солнце, рассеивается туман и по небу – не наверху, а впереди, почти на уровне зрения – летит стая птиц, похожая на перевивающуюся ленту, сдуваемую ветром за горизонт, где стираются все подробности и любая география кажется несуществующей.