Ужин для огня. Путешествие с переводом

– Ни школа, ни армия ему не нужны. Он у тебя парень способный, вот и отдай его в послушники, – наставлял духовник.

Эщет верила и тому, и другому. В четвертом классе, когда один из учителей высек мальчика розгой у всех на глазах, она окончательно утвердилась в своем мнении, что от школьных наук добра не будет. Ворвавшись в класс посреди урока, она заявила педагогу, что никому не позволит так обращаться с ее сыном. Пусть бьет собственных детей, если считает нужным, а ее мальчик никогда больше не появится в этой школе. На следующий день учитель сам пришел к ним домой просить прощения, и Эщет, расчувствовавшись, велела сыну целовать ноги почтенного гостя в знак примирения. Однако преподаватель не позволил ученику падать перед ним на колени; взяв юнца за плечи, он по-отцовски поцеловал его в обе щеки. Все-таки он был порядочным человеком.

Староста с духовником в один голос хвалили решение Эщет забрать сына из школы. Но Его Величество император Хайле Селассие распорядился иначе, сделав начальное образование обязательным. В школе детей кормили, одевали и даже выдавали им небольшую стипендию. На эту стипендию они с сыном и жили: денег хватало не только на повседневные нужды и выплату земельного налога, но и на красивую одежду – нарядную накидку или камизу, – которые сын дарил матери каждый год к празднику Воздвижения.

По субботам, как и все деревенские жители, Эщет поднималась ни свет ни заря и отправлялась на рынок – сорок километров пешком в один конец. Вернувшись под вечер, она садилась отдохнуть под раскидистой смоковницей, которая росла рядом с хижиной. Сейчас, вытянув ноги и прислонившись к мраморной колонне, она испытала то же блаженное чувство, какое испытывала у себя в деревне, где над ее вечереющей жизнью склонялась родная смоковница. Это были счастливые минуты, когда все можно обдумать, задремывая, но не теряя ясности мысли; когда все в фокусе. Это был ее дом под большой смоковницей. Именно там, под смоковницей, четыре дня назад она окончательно решила ехать к сыну. За неделю до того на погосте у деревенской церкви произошел оползень. К счастью, могилы родителей и мужа Эщет не пострадали. Но сколько других – тех, кого она знала, на чьих похоронах глотала слезы, – были разбужены в тот день. Их могилы разверзлись, осквернив церковный двор запахом тлена. А еще через три дня разверзлись небеса, и затяжной ливень смыл зловонные останки, а вместе с ними – всю память о тех, чьи кости еще недавно покоились в этой земле. Вот тогда-то Эщет и поняла, что ехать надо немедленно. Во что бы то ни стало разыскать сына и уговорить его вернуться домой, пока не поздно.

***

Наутро она проснулась от яркого солнечного света. Все было на месте: город, улица, мраморная колонна; все было не хуже, чем вчера, если бы не одно досадное обстоятельство: пока она спала, исчез ее узел, а в нем – новое платье, гостинцы для сына. Сандалии тоже исчезли, но эта пропажа была даже в радость. И все-таки… как же так? Разве это возможно – украсть вещи в городе, где живет сам милостивый император, где живут его придворные и вельможи, где построены церкви в честь тридцати трех святых? Может быть, кто-то взял ее вещи случайно, спутав их со своими? Бывает же, что люди ошибаются, особенно в темноте. Но ведь здесь никогда не бывает темно, всю ночь горит электричество. И стало быть… стало быть, ее узел не могли украсть, потому что крадут всегда под покровом ночи, а ночи здесь не бывает. Тогда – что? Может быть, она оставила свой узел в автобусе? В последнее время она стала ужасно забывчивой. Но старика-то она помнила, того старика, который помог ей вытащить вещи из багажного отделения. И все-таки версия с автобусом показалось ей предпочтительной, и старуха с легкостью убедила себя, что вещи остались в автобусе и ждут ее где-нибудь в автобусном депо. После того как она встретится с сыном, они первым делом пойдут и заберут ее тюк из депо.

Найти «унберсит» оказалось нелегкой задачей. Прохожие – те, что не проходили мимо, делая вид, будто не слышат обращенного к ним вопроса – по нескольку раз переспрашивали, но так и не могли понять, куда ей нужно попасть. Наконец какой-то студент догадался, что Эщет имеет в виду университет, и вызвался проводить ее. Подойдя к охраннику, проверявшему удостоверения при входе в кампус, Эщет спросила его, не знает ли он ее сына. «Абералинь Дэста? А-а, Абералинь, – с оживлением повторил охранник, хотя это имя ему ни о чем не говорило, – сейчас узнаю в канцелярии». Через десять минут он вернулся и сообщил Эщет, что ее сын действительно преподает у них в университете. В настоящий момент он читает лекцию и освободится примерно через час.

– Садись вон там, – сказал охранник, указывая на скамейку у входа в учебный корпус, – и жди своего «единственного сына».

– Да, он у меня единственный, – с некоторой обидой в голосе подтвердила Эщет.

– Ты это уже говорила. В общем, жди его тут. Через час он выйдет вон из той двери.