Ужин моего таракана

Поступательные движения вводили в транс ее содрогающееся тело. Вязкое хлюпанье напоминало чавканье на болоте, а я чувствовал, как мою руку обжигают теплые воды. Клитор, этот маленький гномик удовольствия, выпростался из–под половых губ и просительно ткнулся в мою другую руку. Я пожал его несколько раз, вызывая дрожь наслаждения. Тер, как лампу Алладина, и жадно наблюдал, как корчилась в муках удовольствия моя любовница.

Я готов был убить ее ласками. Возможно, с ее мертвым тельцем я бы занимался сексом без всякого отвращения.

Потом же, уделив счастье ее грудям, ложбинкам у ключиц, немного торчащему кадыку и заглянув в посеревшие глаза, чтобы она запечатлела того, кто с ней всё это проделывал, а не уповали на святой дух, я, направляя рукой свой зачехленный в резиновую броню половой член, мягко ткнулся в нее.

Она немного рванулась назад и вонзила в мою спину остренькие ноготочки. Я входил в нее, стараясь пройти до упора, до теплой стесняющей половой член преграды. Я массировал ее до самой матки, постепенно ускоряясь и наваливаясь на нее телом. Член жгло от частых соприкосновений, он вибрировал, как аккумулятор и его окаменевшая головка шоркала по внутренним стенкам влагалища. Я не считал минуты, а складывал ее аритмичные стоны. Их было сто двадцать шесть. Что означала эта цифра?

Просто то, что ей было очень хорошо, как луне на небе.

Я перехватил ее ноги пониже колен и, подняв их на высоту, положил себе на плечи, сузив пещерку и расширив круг наслаждения. Теперь я бился в нее с громоподобными звуками, точно самолет, каждую секунду пробивающий звуковой барьер. Мои бедра превратились в смазанную бланжевую молнию, а ее рука скользнула к клитору, чтобы усилить подступающий оргазм. Казалось, я уже проваливался в нее вместе с яичками, но только усиливал темп, отчего девушка почти заплакала, вцепившись в одеяло крепкими кулачками. В ней что–то раздвинулось, прибавилось еще воды, и я стал проваливаться в нее, точно любил размякшую вату. Общая какофония звуков напоминала плач.

Я почувствовал судороги в мышцах живота, мой член взяли в тиски спазмирующие стенки влагалища и тогда, молниеносно вытащив свое орудие, как мушкетер шпагу, я приник к ее раскрасневшемуся и раскрытому, как бутон цветка, лону. Она успела протестующее застонать, но как только поняла, ЧТО я собрался делать, поперхнулась, и через влагалище у нее почти вылетело увеличившееся в размерах сердце. До оргазма оставалось несколько секунд и, превратив свой язык в вентилятор, я щедро вылизал эту вспотевшую, солено пахнувшую площадку. Язык вошел внутрь и вычистил спрятанные стенки влагалища, вырывая из ее нутра протяжный, скулящий вой. А затем я накинулся на клитор и сосал его так, как несколько минут, назад она посасывала мой член. Жадно, дотрагиваясь до него зубами. А освободившиеся пальцы, проникнув в напряженное и готовое выстрелить лоно наподобие шомпола, с умопомрачительной скоростью исчезали и вновь появлялись из ее влагалища.

Я заряжал пушку, вот–вот готовую выстрелить в звездное небо.

Я точно курсант, на скорость чистивший автомат. Только мое оружие стонало, двигалось и извивалось, стараясь поймать и укусить меня. Та же мысль пришла и мне в голову, и когда волна оргазма окончательно накрыла девушку, и клокотавшим фонтаном ударило из половых губ, я, сначала вобрав их в рот, не удержался и нежно, на пределе дозволенной мне чувственности, укусил их.

Будто сорвал розочку с кремового торта.

Это было единственное, что понравилось мне в неожиданном сексе.

В ее груди роились хрипы, а шикарная грудь, которой я уделил так мало внимания, застыла колом. Я провел по ней рукой, взывая ее к жизни и снимая напряжение. Объект моей сексуальной мысли по–прежнему бесстыдно раскинул ноги и я лег прямо на нее, проводя все еще твердым членом по остывающему и мокрому влагалищу.

Схватив зубами ее правый сосок и немного оттянув его лишь затем, чтобы с наслаждением его отпустить, я посмотрел ей в глаза.

— Милая зайка, — я почти сблеванув от этой фразы, — я очень, очень сильно тебя люблю.

Света, с размазанной от страсти косметикой, лежит подо мной как распаренная репа. Ее глаза, цвет которых я не решался определить и заглядывать за которые попросту боялся, вращались, как лототрон. Она, эта немного полненькая дура, думала, что счастлива. Естественно, предыдущие ее парни, обыкновенные гопники, никогда не делали с ней то, что скучая, проделал я. А тут, ночью в ее общажной комнате я проделал такое, о чем еще полгода можно будет рассказывать подружкам.

Она прошептала, пытаясь унять хрипы и последние волны отступающего оргазма:

— И я люблю тебя, котик. Безумно люблю!