Ужин вдвоём

— Спасибо, конечно, — отвечаю я, — но не пойдет. Извини, Иззи. Я музыкальный критик. Мое дело писать о музыке, а не на ромашке гадать «любит-не-любит». Я не могу писать об «отношениях», для меня это слишком… — Я неопределенно верчу рукой в воздухе и умолкаю. Иззи откровенно потешается.

— Наверно, ты прав, — говорит она. — Ничего у тебя не выйдет. Склад ума не тот. Если тебя спросить, о чем думают мужчины, ты просто ответишь: «Ни о чем».

— Точно, — отвечаю я. — Ни о чем мы не думаем. Ну разве что о голых бабах — да и то изредка. У мужчин мышление визуальное: в девяти случаях из десяти мы думаем о том, что видим перед собой. Например, — тут я указываю на кустик юкки, что мирно зеленеет в горшке на телевизоре, — не пересчитать, сколько раз, выключая телевизор, я задумывался об этой штуковине: о чем она думает, если растения умеют думать, что с ней будет, если вытащить ее из горшка, откуда взялось слово «юкка» и почему оно так странно звучит, потом от юкки постепенно переходил к голым бабам… и так далее.

— Под «голыми бабами» ты имеешь в виду меня? — широко улыбаясь, осведомляется Иззи.

— Естественно. Но речь я веду, дорогая женушка, к тому, что не стоит искать у меня в голове какие-то задние мысли. Их там нет. Передних мыслей, впрочем, тоже. В лучшем случае — две-три мыслишки о юкке.

— Ты что, серьезно? Ты и вправду думаешь о юкке каждый раз, когда ее видишь?

— Вот именно.

— Нет бы подумать о чем-нибудь интересном — например, обо мне!

Я сокрушенно киваю.

— Ты прав, — говорит Иззи, выключая огонь под сковородкой, — такие мысли лучше держать при себе. Господи, какое счастье, что я родилась женщиной!

Она чмокает меня в щеку и начинает раскладывать пасту по тарелкам.

— Дейв!

— М-м?

— А сейчас ты о чем думаешь?

— Прямо сейчас?

Она кивает.

— О том, кто придумал пасту и как это у него вышло. Сразу — или, может, он сначала долго эксперименты проводил…

— Знаешь что? — улыбаясь во весь рот, говорит Иззи. — Иногда я тебя просто ненавижу!

— Догадываюсь! — отвечаю я.

На самом деле я вовсе не о пасте думаю. Мышление у мужчин визуальное, и я думаю о том, что вижу перед собой. Об Иззи. О том, как ее люблю. О том, какая она потрясающая женщина, чудная жена, какая из нее получилась бы замечательная мать.

Газеты

Субботнее утро, несколько недель спустя. На улице идет снег; в квартире холодно — опять взвинтили плату за отопление. Мы с Иззи в постели просматриваем утренние газеты: «Индепендент», «Гардиан», «Таймс», «Телеграф» и «Мейл» со всеми приложениями. Как и у большинства журнальных авторов, у нас выработалась привычка проводить воскресенья, уткнувшись носами в газеты: в понедельник придется разрабатывать концепцию очередного номера, начальство будет ждать от нас свежих идей, а собственные новые мысли, увы, приходят в голову крайне редко — так что по большей части мы воруем «свежие идеи» из воскресных газет. Беда в том, что у газетчиков тоже бывают совещания и тоже не бывает своих мыслей, так что им приходится воровать из журналов. Вот так и происходит круговорот идей в природе.

— Ты только посмотри! — восклицаю я, потрясая у Иззи перед носом газетной страницей, которую изучаю уже полчаса.

— На что смотреть-то?

Я указываю на пятую страницу рекламного приложения к «Таймс». Продается двухэтажный деревенский дом в Кумбрии. И фотография.

Странно: никогда прежде мы с Иззи не читали рекламные приложения. Обычно мы их сразу отправляем Артуру на подстилку.

— Взгляни, какой домик! — говорю я, указывая на снимок носом, ибо газету держу обеими руками. — И стоит совсем ненамного больше, чем мы заплатили за квартиру.

— Ну и?..

— Что, если продать квартиру и переехать туда?

Иззи вчитывается в объявление.

— Здесь написано, что дому требуется капитальный ремонт.

— Ну и что? Сделаем!

— Ты когда-нибудь что-нибудь ремонтировал своими руками?

— Надо же когда-то начинать! В самом деле, по-моему, нам пора изменить стиль жизни. Забыть о городской суете, стать ближе к природе…

— И для начала уехать из Лондона?

Я молча киваю.

— Поехали, — говорит Иззи.

— Правда?

— Нет, конечно! — сердито отвечает она. — Я пошутила.

— А я не шучу. В самом деле, почему бы нам не переехать в деревню?

— Зачем?

— А почему бы и нет?

— Да что мы там делать будем? — спрашивает Иззи и, перекатившись на бок, снова утыкается в свою газету.

— Все что захотим. Ты будешь писать роман, я — работать для разных журналов, или… ну мало ли что.

— А ты не заметил, что нам удается выплачивать ссуду в срок по одной-единственной причине — потому что мы работаем в Лондоне?

— Верно. Но еще мы тратим кучу денег, потому что живем в Лондоне, а жизнь здесь дороже. В деревне мы будем меньше зарабатывать и меньше тратить.

— Логично.

Она молчит и ждет продолжения. Но я тоже молчу.

— Ладно, — заключает Иззи. — Помечтали и хватит. Где же еще нам жить, как не в Лондоне, верно?

— Верно, — отвечаю я, не отрывая глаз от следующей фотографии. Елизаветинский особняк в Эйршире — и всего за каких-то полтора миллиона!

Мы долго молчим. Наконец Иззи вздыхает и поворачивается ко мне.

— Ты знаешь, что я тебя люблю?

— Знаю.