Узют-каны

Позади – пропоров, развалив санаторий, – в бассейн окунулась макушка столба, волоча за собой обрывки проводов, где ещё сохранились энергетические разряды. Маруся не узнала, что едва не погибла от электричества, вскипятившего воду в бассейне, сварившего всё живое, что там находилось.

Но и бывших случаев возможной гибели – с неё и так было предостаточно. Почти голая, в мокром нижнем белье, девушка не могла уже бежать, она перешла на шаг, запыхавшись, кашляла, хватаясь за грудь. Её покачивающаяся фигура выходила из пекла, что разворачивалось за спиной, обрушивая на все органы чувств сверхнепомерную дозу восприятия. Горел склад лыж. Видимо, что-то прилетевшее, подожгло его. И у неё не было уже дома. Ткнувшись в дно бассейна, столб прекратил разрушительное движение, погребённый останками санатория.

Еле передвигая замёрзшее, больное тело, она плелась по узкой полоске шоссе, цедя сквозь зубы обрывки слов, не имеющих отношение ни к чему, путая шорские междометия с русскими. Глаза упирались в бесконечную темень. Потом, словно опомнившись – вроде так и должно было быть; словно спускаясь с крыльца шикарного отеля к своему лимузину, Маруся шагнула к обочине, где увязла в кювете старенькая «Lada Kalina». Куклой уселась за руль, не задумываясь, высунулась, склонившись, пошарила на земле. Липкие грязные пальцы ухватили ключи за брелок, вставили в зажигание. Отвлечённый взгляд не заметил, что гнездо вспыхнуло ярко-зелёным. Цвет входящей в силу молодой листвы. Свечение пробежало по ключу, и он сам повернулся, заводя мотор….

Она проехала мимо моста, даже не посмотрев в сторону тёмного города – как и он, опустошённая. В машине было кое-что из женского гардероба. Она переоделась. Чулки, кокетливая юбчонка выше колен, лёгкая курточка на голое тело. Включила обогрев, радио. Под медленную композицию рулила в ночь. Жившие собственной жизнью слёзы скатывались по щекам и щипали разбитые губы.

Пустынная автострада слабо шелестела под колёсами. Машина удалялась от сумасшедшей тайги, где жили хаос и разрушение. Радио барахлило, она меланхолично покрутила настройку и вздрогнула, когда знакомый голос медленно, затем, необычно хлёстко нарастая, в бесшабашном ритме запел:

А мне – ковёр пушистый на диван,
Цветного телевизора экран.
Из радио на кухне льётся альт…
А я хочу – чтоб мордой об асфальт!
А я хочу – чтоб камнем по виску,
Да чтоб в стакан зелёную тоску.
А мне бы – чтобы плетью по спине,
Да чтоб в цепях да на сырой стене.
А мне бы – локти и колени в кровь.
Да чтоб на плаху за свою любовь!
…А мне – ковёр пушистый на диван…[18]

Резко затормозив, «Lada» приткнулась к обочине. Маруся откинула голову на спинку, и тут слёзы хлынули во всю. Пошарив по бардачку, не удивилась находке. Коробок спичек. Мятая сигарета. Пустая бутылка из-под водки. Это было когда-то. Сашка пел по радио. Но он умер. Она закурила, упав корпусом на руль, подставив под пылающий лоб прохладную руку. Лопатки вздрагивали. Но сигарета погасла, а она всё не оживала. Маруся, смертельно устав, спала. А Шурик пел для неё по старому радио…

Едва ли кто-то проезжал в то время по шоссе, ведущему в закрытый город. Но если бы и увидел жёлтую «Lada Kalina» на обочине, то весьма удивился бы исходящему от неё свету. Словно в салоне зацвела по-летнему трава, свежая и благоухающая после дождя, с капельками стекающей росы по листве. Зелёный свет тайги. Затем девушка на месте водителя подняла голову, пригладила перед зеркальцем всклокоченные волосы, да так и замерла с пальцами на затылке. Медленно повернула зеркальце, вглядываясь в отражение. Неспешно включила зажигание, и «Lada» начала свой далёкий путь навстречу неизвестности. Девушка улыбалась.

Маруся везла с собой узют-канов. Не злобных демонов, вышагнувших из катакомб подземелья, а милых лесных жителей. Искоса поглядывая на заднее сидение, не замечала там никого. Но зеркало не обманывало, рассказывая правду. В нём она видела мину небритого Спортсмена. Борис, размахивая руками, сосредоточено что-то доказывал ему, смешно морща лоб. А Сашка, сидевший между ними, чесал ухо и озорно подмигивал ей, Марусе. Та кивала ему, обратив внимание на то, как он здорово изменился, возмужал и что-то ещё… Неужели подстригся? К сожалению, зеркало не позволяло рассмотреть подобные нюансы. Светло-зелёная прозрачность пассажиров тоже не способствовала тщательному разглядыванию. Зеркало так же воровало звук. Маруся не знала, о чём они говорят, но по смеющимся лицам чувствовала – у них всё нормально.