Узкая дорога на дальний север

Глазастик Тейлор поднял ложку. Дорриго Эванс продолжал работать, уже медленнее, тщательнее. Джек будет жить. Он спасет жизнь этого человека. Еще предстояло преодолеть заживление, возможность инфекции. Но пока его шансы благоприятны. Возможно, не велики, но все же благоприятны. Доктор нацелился на то, чтобы сделать сейчас все в наилучшем виде, он представлял себе дожившего до средних лет Джека Радугу в кругу детей с культей на подушечке. Живого. Любимого. И понимал: сделанное им не напрасно, не бессмысленно. Он не ударил в грязь лицом.

– Выключите фонарик, – произнес Дорриго.

Он закончил.

Распрямился, потер спину, подмигнул Джимму Бигелоу и бросил взгляд на культю. Сделано поразительно чисто. Доктор ощутил гордость за умелость своих рук. Заметил маленькое пятнышко просочившейся крови там, где только что сшил вместе лоскут мышцы, но санитар, уже обрабатывавший культю, стер пятнышко.

Дорриго закурил, глубоко втянул в себя долгожданный дым и засмеялся.

– Ложка! – воскликнул он.

– Кровожадно изогнутая ложка, – прибавил Глазастик.

– Это уже для журнала «Ланцет».

Когда Дорриго вновь глянул на Джека, на культе уже образовались несколько бисеринок свежей крови.

– Вы почему не обрабатываете и не бинтуете культю? – спросил Дорриго Плаксу Куни, когда тот во второй раз смахнул кровь.

Словно бы в ответ на его слова кровь почти так же быстро появилась вновь. Сшитые лоскуты набухали, небольшое просачивание обратилось в стойкое выделение, а потом кровь потекла изо всех частей раны. Плакса Куни в ужасе воззрился на Дорриго.

– Швы, держащие бедренную артерию, должно быть, не выдержали, – сказал Глазастик Тейлор, словами выражая то, о чем думал Дорриго, о чем думать ему совсем не хотелось. На мгновение он замер.

И вдруг закричал:

– Ложку!

– Что? – спросил Джимми Бигелоу, который находился в другом конце хижины.

– На бедренной артерии разошлись швы. Придется ее опять открыть.

Глазастик Тейлор уже бегом возвращался с ложкой.

– Фонарь! Джимми, фонарь! У нас всего полминуты.

Дорриго знал: через полминуты сердце Джека Радуги откачает из его тела всю кровь. Еще до того, как ложку вернули в прежнее положение, тело Джека Радуги дернулось.

– Ложку!

Тело Джека Радуги зашлось в конвульсиях.

– Ложку! – заорал Дорриго Эванс.

Глазастик Тейлор принялся надавливать ложкой, но никак не мог удержать ее вжатой в дергающееся тело. Джимми Бигелоу включил фонарик и встал на свое место, но фонарик все тускнел и тускнул, а потом и вовсе погас.

– Фонарь! – орал Дорриго Эванс. – Где свет, черт побери?!

Тело дико запрыгало на столе.

– Держите его! Придавите! Сильно. Ложку! Сильно! Держите этого долбоеба!

– Я жму, мать его, со всей силы, а этот долбоеб никак не остановится! – орал Глазастик Тейлор.

Кровь была повсюду, они все были в ней. Она заливала бамбук и стекала маслянистыми струйками в темную грязь. Потребовалось еще несколько секунд, прежде чем Джимми Бигелоу с Плаксой Куни удалось зажать Джека Радугу и удерживать его, но все равно его истощенное тельце дергалось вверх-вниз, будто через него пропускали электрический ток, а руки державших скользили на крови, которая уже, похоже, все как маслом залила.

– Ногу, – произнес Дорриго Эванс. – Возьмите ногу!

Только на самом-то деле уже не осталось ноги, за которую можно было взяться, лишь нечто жутко шевелящееся и кровавое, что, казалось, хотело, чтобы его оставили в покое.

Оставшийся крохотный кусок бедра был уже до того скользким от крови, что работать с ним было очень трудно, в тусклом свете и кровавой путанице Дорриго Эванс с трудом различал хоть что-то отчетливо. Содрогания утихли, потом прекратились, и ему удалось отыскать швы, удерживавшие плоть вместе, так что он мог бы опять добраться до бедренной артерии, но когда он надрезал их, Джек Радуга опять дернулся. Ложка Глазастика скользнула в кровавой жиже, и кровь ударила жуткой дугой, долетев до самой ступни здоровой ноги Джека.

Доктор лихорадочно рылся пальцами в мерзости обрубка ноги Джека, стараясь выискать что-то, что можно было сшить, зажимая прыгающую слизь, ощупывая мечущуюся слякоть – не было ничего, ничего, к чему можно было пришить, ничего, что могло бы удержать нить. Стенки артерии стали насквозь промокшей бумагой. Теперь, с нарастающим ужасом осознавал Дорриго Эванс, когда кровь продолжает вытекать, когда по телу Джека Радуги жуткими волнами прокатываются дикие судороги, он уже ничего не сможет сделать. «Но должен же быть какой-то выход, – говорил он себе. – Думай! Думай! Ищи!»

С каждым судорожным содроганием кровь била фонтанчиком. Как будто тело Джека Радуги с готовностью само откачивало себя досуха. Дорриго Эванс пытался зашить артерию как можно выше, кровь по-прежнему текла струей, Глазастик Тейлор был не в состоянии сдержать поток, кровь была повсюду, Дорриго отчаянно пытался придумать что-то, что дало бы шанс выиграть хоть немного времени, но ничего не получалось. Доктор шил, кровь лилась, света не было, швы все время лопались, ничего не держалось.

– Давите сильнее! – кричал он Глазастику Тейлору. – Остановите это чертово кровотечение!