— Сегодня я заходил к Роберто. Он нашёл хорошего мастера для изготовления амулетов. Вот, взгляните на образец его работы.
Леди Оливия открыла коробочку и внимательно всмотрелась в резное женское личико.
— Очень тонко.
— Вам понравилось?
Хозяйка вернула крышку на место и пододвинула картонную упаковку ко мне обратно.
— Я равнодушна к форме, мистер Стоун.
И в этих словах не было ни капли лжи: леди ван дер Хаазен придерживалась классических форм, прямых линий и скупых красок даже в оформлении интерьера салона, поэтому внутренне убранство места моей работы немного походило на монастырское. Правда, неуютным от этого не становилось, как ни странно.
— А к содержанию? Медальон не навевает вам никаких ассоциаций?
Я и сам до конца не понимал причин неожиданного возникшего любопытства, но мне почему-то нужно было услышать окончательный вердикт именно из таких уст. Спокойных, мудрых и насмешливых ровно в той мере, чтобы показать собственные эмоции, но не задеть чувства собеседника.
— Почему вы так настойчивы в своих вопросах? Хотите устроить мне экзамен или услышать подтверждение собственным выводам?
И как ей удаётся всегда так точно угадывать мои намерения? Точнее, чем я сам их осознаю. А потом, угадав, загоняет в угол, орудуя своими вопросами, как резцом скульптора, и отсекает от сумбура толпящихся в сознании мыслей всё лишнее, оставляя только суть. В первый раз признавать чужое превосходство довольно болезненно и чертовски обидно, но если унять гордость, окажешься в выигрыше.
— Я всего лишь хочу узнать ваше мнение.
— Это хорошая работа. Талантливая. Красивая. Но мою душу она не греет.
— Почему?
Леди Оливия укоризненно вздохнула, но после тщательно выдержанной паузы ответила:
— Потому что у меня нет склонности к некрофилии.
Интересно, моя челюсть сильно отвисла?
— Почему вы решили, что...
— Мистер Стоун, вам никогда не говорили, что невежливо кичиться своей осведомлённостью перед другими людьми, держа имеющиеся при вас сведения в тайне?
— Миледи, я вовсе не...
— В вас по-прежнему неистребимо детское желание выигрывать, и поэтому каждую ситуацию вы стараетесь превратить в поединок. Нет, не буду утверждать, что поступаете так намеренно, но... Если не играешь, то не можешь проиграть. Вы никогда над этим не задумывались?
Ну да, разумеется. Не ошибается тот, кто ничего не делает, и всё такое прочее. Но соглашаться с народной мудростью я сегодня не намерен:
— Но выиграть можно, только если играешь.
— И что проку вам в победе над тем, кто не участвовал в вашей игре?
Действительно, проку мало. Не будет ни фанфар, ни чествования победителя, ни коленопреклонённого противника, признающего своё поражение. Возникнет лишь иллюзия удовлетворения, слабого и мимолётного, поскольку оно ничем не привязано к реальности.
— Вы предлагаете совсем не пробовать играть? Но это же скучно.
Серые, как сталь, глаза удовлетворённо сузились.
— А жить вообще несказанно скучно, мистер Стоун.
— Так почему все мы не спешим умирать?
— Потому что в каждом из нас живёт надежда с блеском выиграть главную партию в своей жизни. Партию против самого достойного соперника.
— Против кого?
Леди Оливия откинулась на спинку стула.
— Против смерти, конечно же.
— Лично я не собираюсь жить вечно. Да и со смертью бороться что-то не хочу.
— Вы просто ещё не пробовали. Не проводили ни одной тренировочной игры. Иначе бы поняли, почему мне не нравится эта поделка.
Потому что вы увидели в ней лик смерти, миледи. И как часто вы садились с этой дамой за игровой стол? Наверняка, не один раз, если настолько хорошо запомнили её черты, чтобы находить их по самому ничтожному следу.
— Что же вы примолкли, мистер Стоун? У вас есть другие соображения на этот счёт?
— Нет, точно такие же. Это портрет мёртвой женщины. Вернее, погибшей, и вполне вероятно, от рук самого скульптора.
— Даже так? — Хозяйка заинтересованно выпрямила спину. — Вы уверены?
— В его ненависти? На сто процентов. Если только...
— Если только «что»? — Она подалась вперёд.
— Если это не художественное преувеличение. Ведь бывает так, что люди искусства, особенно по-настоящему одарённые, в своём сознании меняют местами желаемое с действительным.
— Поверьте, мистер Стоун, в тот момент, когда скульптор начинал свою работу, эта женщина уже была мертва. Тогда получается, что он или был убийцей, или видел её сразу после наступления смерти.
— Возможно, она скончалась всё же по естественной причине.
Леди Оливия наставительно заметила:
— Естественные смерти тоже не приходят без страданий. И у очень редких людей пережитая боль не отпечатывается на лице. Только блаженные или святые могли бы поспорить спокойствием с этой несчастной.
— Ну почему же несчастной? Она кажется вполне умиротворённой.
— Не соглашусь. Удивлённой — да. Но умиротворения в ней маловато.