Узкие улочки жизни

И возразить ведь нечего. Заживут, конечно же. Ещё можно обратиться к пластическому хирургу, хорошему знакомому нашей хозяйки, и, буде после естественного заживления останутся шрамы, всё аккуратненько зашлифовать. Кстати, о хирургии. Если чревоугодие пойдёт набранными темпами и дальше, мне самому светит проведение липосакции, потому что за последнюю четверть часа желание перестегнуть ремень на другую дырочку приходит всё чаще и чаще.

— Нефиг жрать перед сном. Особенно капусту.

Прочитала-таки. Браво. Хоть я и не прятался нарочно, на самом виду воспоминания о сытном ужине тоже не лежали. Интересно, как она фильтрует чужие мысли? Осознанно или случайным образом? У меня свои методы чтения, возможно, в корне неправильные, а возможно, единственно верные для моих возможностей, и хотелось бы избавиться от этого чувства неопределённости, по крайней мере, для того, чтобы спокойно исполнять свою работу. Но сейчас задавать любые вопросы бесполезно и бессмысленно, потому что хотя Ева и медиум, но всё ещё латентный. И слава Господу! Как только дар то ли Небес, то ли Преисподней окрепнет и наберёт силу достаточную, чтобы заявить о себе внешнему миру, девочке предстоит много обременительных занятий, начиная от посещения официальных инстанций и заканчивая внесением корректив в личную жизнь. Причём последними пренебречь будет попросту невозможно.

— Кстати, о еде, — я протянул Еве бумажный пакет, наполняющий воздух прихожей ванильно-коричный аромат. — Фрау Ксана оказала нам любезность, поделившись вечерним рукоделием.

Девушка не преминула сунуть внутрь свёртка не только нос, но и любопытный взгляд.

— М-м-м, какая вкуснятина!

— Это называется «плюшки».

— Плу-у-ушки... — исковеркав на любимый манер незнакомое слово, фроляйн Цилинска мечтательно облизнулась и тут же недоумённо сдвинула брови: — Ты ещё здесь? И даже чайник не поставил? Пресвятая дева, ну почему мужчины такие... такие... такие...

Оправдания не были бы приняты в любом случае, а объяснения и подавно. Поэтому я предпочёл аккуратно завершить ритуал освобождения от верхней одежды, между делом прислушиваясь к доносящимся с кухни недовольным возгласам белокурой ворчуньи. Промедление грозило существенным сокращением предназначавшейся мне порции лакомства, но удовольствие наблюдать перепачканные сахарной пудрой губы и кончик остренького носика того стоило. В конце концов, если станет совсем невтерпёж, напрошусь к соседям на ужин ещё раз. Всё равно, того количества пищи, что ежедневно готовит фрау Ксана, с лихвой хватит и хозяевам, и гостям.

По документам, которые мне доводилось видеть, пышнотелая и на загляденье чёрноволосая для своих, вполне уже взрослых лет, домработница семьи Эйлер называлась Оксаной Олешко. Даже для Ройменбурга славянское имя — редкость, а история появления украинской девушки в сердце Европы хоть и не была невероятной, но и обыденностью также не отличалась.

Всё началось ещё в середине прошлого века, во время войны. Завоеватели, мнившие себя непобедимыми, уверенно шествовали от страны к стране, устанавливая свои порядки, пока не споткнулись об Россию. Чем всё завершилось, вам расскажет любой учебник истории. К счастью, хотя имена победителей каждая нация пишет на свой лад, имена побеждённых остаются неизменными, и это главное. Память. Можно забыть об одержанной победе, но нельзя стирать из воспоминаний собственное поражение. Печальный опыт всегда пригождается лучше...

Мать фрау Ксаны попала в Германию на первом году войны. Тогда ещё на оккупированных территориях не зверствовали каратели, и эшелоны везли не узников в концлагеря, а рабочую силу. Правда, шестнадцатилетняя Марьяна в отличие от большинства своих соседей по вагону покидала родину едва ли не с радостью: иногда с кровными родственниками жить страшнее, чем с кровными врагами. На немецкой земле девушке повезло по распределению попасть к придерживающимся консервативных взглядов супругам Эйлер, которые не делали различий между национальностями и происхождением тех, кто честно отрабатывает свой хлеб. И не было ничего удивительного в том, что когда война закончилась, Марьяна приняла решение не возвращаться домой. А дальше... Дальше всё было чинно, спокойно, истинно по-немецки: работящий муж, дети и старость в окружении всех полагающихся благ и искреннего уважения.

Фрау Ксана, как её сёстры и братья, не без участия Эйлеров получила хорошее образование, но всему прочему предпочла заботу о семье, подарившей её матери шанс на новую жизнь. Можно сожалеть о загубленной карьере, но лично я радуюсь. Потому что иначе невозможно было бы близко познакомиться с сотнями вкуснейших блюд и историей со столь счастливым завершением, что многие считают её сказкой, выдуманной от начала и до конца.