Один водила, здоровущий бритый детина с татуированными до самых плеч руками, динамик в огромном фургоне которого изливал произведения ненавидимой Филом группы «Падаль мира», даже вогнал бедного Алана в горячую краску. «А я думал, вы — девки дорожные, — разочарованно протянул он, вглядываясь сквозь опущенное ветровое стекло в их просительные лица. Алан даже подавился заготовленной фразой и издал только тоненький горловой звук. — А чего, вечер, чума вас разглядишь — стоит маленький, волосы длинные. Да еще и белые, эти самые девки все в такой точно цвет крашены… Ну, кинули вы меня, ребятки, ничего не скажешь… Ладно, залезайте, раз уж затормозили меня. Только до поворота.»
Нечего сказать, за трехдневное странствие друзья много чего насмотрелись. Подвозил их и молодой наркоман на раздолбанной грязной легковушке, принявший двух автостопщиков за собратьев по разуму и предложивший им по дешевке приобрести «отличную травку, восточный чаек». Был и усатый полицейский, подкативший на форменной серой машине с мигалкой. Этот явился вопреки ожиданиям с самыми добрыми намерениями — не оштрафовать за запрещенный автостоп, а подвезти… Алан, видите ли, напомнил ему сына. Была у Алана такая способность — напоминать людям их сыновей… Но самым удивительным дорожным приобретением оказалась ярко-оранжевая пожарная машина, которую перегоняли из столицы в город Виттенберг. Добрейший из смертных, пожилой пожарник, лысый, как колено, с красными от бессонных ночей глазами, отлично накормил двух друзей в придорожном кабаке ужином из трех блюд (правда, Фил воспротивился такому нахлебничеству и едва ли не силой впихнул благодетелю в руки бумажку в пять марок перед расставанием — чем, кажется, его немало оскорбил…) Тот же самый отличный дедуля предложил на пустынном ночном шоссе погудеть в сирену ради развлечения — и погудел, да так, что тихие лесные звери, наверное, стали за эту ночь заиками. Пожарник остался одним из самых светлых впечатлений от дороги.
А одним из самых темных — нынешняя ночка в Сен-Винсенте.
Вообще-то Алан неожиданно оказался неплохим попутчиком. Он был довольно вынослив, мило общался с контролерами в электричках и с шоферами на трассе, а открыто возроптал всего один раз — когда ему приспичило помыть голову в закусочной на автозаправке, где высадил их очередной попутчик, а Фил считал, что терять время нельзя, особенно драгоценные дневные часы. Голову цыпленочек в итоге все-таки помыл; это идиотское чистоплюйство, достойное не парня, а киношной дивы, доводило Фила до бешенства. Правда, потеряли они из-за этих банных процедур (проводившихся ледяной водой, под удивленные комментарии очереди шоферюг, желавших помыть перед едой черные от дорожной грязи руки) всего минут пятнадцать — зато самых ценных, предзакатных, когда нужно было использовать последние шансы. Ночью машин было меньше, а люди — подозрительнее; по ночам спасательная экспедиция по большей части спала, отойдя куда-нибудь в придорожный лесок и застегнувшись в спальниках, а если уж везло — спали в машине по очереди, один дрыхнет, другой развлекает водителя… Вот на этот раз так и вышло — очередь спать была Филова, и он моментально отключился на неудобном сиденье раздолбанного грузовика, сквозь сон еще какое-то время слыша, как Аланчик бодрым голоском заливает их новую историю — про то, что они с другом едут на свадьбу чьего-то кузена в Сен-Винсент, на праздник очень хочется, да и друг без них жить не может, а вот денег на поезд — не случилось… Такая неприятность.
Да не так, балда, не в город, хотел сказать Фил — но к собственному удивлению обнаружил, что спит. Дорожная усталость — штука необоримая, она к человеку не подкрадывается, а сразу бросается из засады: только что ты был свеж и бодр, топал по ночному шоссе — и вдруг р-раз — и все, просыпаешься часа через три в машине и пробуешь вспомнить, как ты в нее попал…
…В общем, Фил проснулся, когда Алан тряс его за плечо.
— Давайте, ребята, вылезайте. Сен-Винсент.
— Ага, спасибо вам большое, очень выручили…
— Да не за что. Все мы друг друга выручаем… Мне-то самому за город, так что счастливо вам добраться.
— Спасибо… Вам тоже…
И только когда они уже оказались на улице вместе со своими рюкзаками (у Фила, как водится, черный, у Алана — зелененький, только грязные одинаково…) Только тогда Фил, с еще тяжелой головой, моргая от городских оранжевых огней, понял, что же они наделали.
— Эрих! Ты что, идиот? Зачем он нас в городе высадил?
— Ну, как? Я же сказал, что нам в город надо… Кто его знал, что он дальше тоже едет. И так повезло, километров сто с лишним провез… Даже двести…
— Э-эрих…
— Не называй меня так!
— Да если бы я называл тебя, как мне хочется! — выдавил Фил, плюя себе под ноги. — Идиот, прости Господи… Младенцу известно, что вылезать из машины надо или не доезжая до города, или за ним…
— Да я знаю, только… Неудобно было…