Узкий путь

- Какими софизмами? Где они? Что ты называешь софизмами? разгорячился Конюхов. - Я, возможно, немного пошутил, так, отчасти - о какой пронзительности может идти речь? Но выслушать меня ты непременно должна. Скажи... ты тоже готова упрекнуть меня в эгоизме? И не с твоей ли легкой руки меня в нем упрекают? Черт возьми, эти обличители... как у них поворачивается язык утверждать, что я не способен любить? Однако возьмем умозаключения высшего порядка и внесем ясность в них, обсудим то, что стало для меня истиной в последней инстанции... В чем дело? - прервал он внезапно самого себя. - Ты нахмурилась?

- Ну конечно, - воскликнула Ксения, не зная, смеяться ей и теперь или откровенно выразить досаду. - И ты еще спрашиваешь, где я вижу софизмы. Да вот они, тут, вывалил целый ворох... Но ты, если хочешь, продолжай.

- А почему бы и нет, Ксения? Я продолжу. Отчего бы мне умолкать? Ты должна меня выслушать, в этом вся штука. Мы должны внести ясность в вопрос, который почему-то стал спорным, хотя я, положа руку на сердце, не вижу особых причин спорить из-за мест в загробном мире. Но что поделаешь, как-то притворно вздохнул писатель, - в ход пошло тщеславие с его более чем низменными свойствами... Только, видишь ли, не мое. У меня идея, и когда кричат, что она порождена тщеславием, то тщеславен как раз тот, кто обвиняет. Разве может идея сама по себе быть тщеславной? Но как-то очень быстро, как-то даже, Ксения, подозрительно быстро у нас тут все перешло на личности, и я не ошибусь, если скажу, что у кое-кого так и свербит от желания задеть меня за живое, уязвить...

- К чему все эти жалобы? - поморщилась женщина и уже хотела окликнуть Сироткина, поскольку ситуация утратила пикантность и вернуть ей дух анекдота могло разве что внезапное появление бывшего астролога, притаившегося на печи, но Конюхов выкрикнул, как ужаленный:

- Жалобы? Жалобы, Ксения? Итак, жалобы. Софизмы и жалобы. Хорошо же! Вижу, нелегко мне будет преодолеть твою враждебность, твое предубеждение... но попробую, с меня за это голову не снимут, а у тебя, кто знает, может, что и шевельнется в сердце.

- Думаешь, я тебя не жалею? - вставила Ксения.

- Перестань, пожалуйста, мне сейчас не до иронии, не до сарказма. - Он горестно покачал головой, удивленный, что так хорошо начавшийся разговор заходит в тупик. - Шути себе на здоровье, но дай мне сначала убедиться, что у тебя хоть чуточку приоткрыты глаза, что ты видишь меня не вовсе уж в неверном свете. Нет, ей-Богу, я просто недоумеваю. Я, может быть, через полчаса умру, но вместо того чтобы высказать главное, я увяз в какой-то мешанине слов, и все потому, что ты не испытываешь ни малейшего желания понять меня. А вот послушай... Я был невероятно глуп, когда задумал жениться на тебе, мне следовало оставаться холостяком, но я любил тебя. Я и сейчас люблю. Ты готова потребовать доказательств? Ну знаешь, это было бы уже слишком, я тебе этого не позволю! Впрочем, ты еще убедишься, ты поймешь... Естественно, у меня нет возможности воздействовать на процессы природы, и если дело обстоит именно таким или хотя бы приблизительно таким образом, как я предполагаю, то у меня и впрямь больше оснований надеяться на загробную жизнь, чем, скажем, у тебя.

- Такой вывод? - усмехнулась Ксения угрюмо. - Да, в самом деле, мешанина, все очень путанно. А у тебя случайно не бред?

- Нет, Ксения, не бред, а попытка объясниться, последняя попытка. Все, последняя и решающая. Я напутал, согласен, и моя речь сегодня не красна, но искренности мне не занимать! Так вот, о твоих шансах. Ты умница, Ксения. И в глубине души ты сознаешь, конечно, что нет и не может быть никакой необходимости, чтобы все эти толпы живших и живущих людей получали определенный шанс на вечную жизнь. И в равной степени нормальный разум, не отравленный предрассудками и мещанским тупым себялюбием, находит здравым и естественным считать, что отдельные персонажи - ты понимаешь, о ком речь, такого шанса заслуживают. Вот и все предпосылки, из которых сложилась моя теория. Она сложилась бы и в твоей прелестной головке, если бы ты больше утруждала себя помыслами и заботами о будущем. Но вернемся к твоим шансам, спросим себя... если мое положение такое выгодное, не достанутся ли известные выгоды и тебе, коль ты находишься рядом со мной? Ведь глядя на тебя, и думая о тебе, и жалея тебя, любя, сокрушаясь, что твои перспективы не столь радужны, как мои... вот послушай, что я подумал по этому поводу!.. - воскликнул Конюхов с жаром, спешащим захватить Ксению и унести подальше от всего, что могло как-либо задержать ее внимание на вещах простых, незначительных, - ведь если я буду думать, буду помнить о тебе с такой силой любви, что твой образ как бы отпечатается на моем сознании... в своем роде барельеф на сознании, понимаешь?.. то почему же не надеяться, что это поможет и тебе уйти со мной... теперь понимаешь, Ксения?