"Ненавижу. Ненавижу этого Акопа, Мустафу, старую клячу Амирзаде... Ненавижу Васифа с его идиотскими затеями, идиотской философией "жить значит отдавать, творить для людей". Притворяются, карьеру зарабатывают. Жить - значит брать! Брать максимум, обещанный человеку при коммунизме! Я не хочу при коммунизме. Мне надо сейчас, пока я живу, дышу! Но зачем за ними идут, их слушают?" Он видел, видел сам, как влюблено смотрят в рот Васифу эти сопляки, практиканты. "Не-на-ви-жу!"
Его взгляд упал на ружье, висящее на стене. Снял, погладил отливающую синевой сталь. На стволе остались влажные следы пальцев.
Как это делается? Нажать курок пальцем ноги, дуло в рот? И ничего не будет? Ни-че-го. Ни серой папки, ни визгливых упреков жены. Кровавое месиво вместо головы, следы на ковре, стене. Пышные похороны. Она продаст "Волгу" и купит еще тряпок. Потом приведет сюда какого-нибудь... Он будет спать на его кровати, жрать с его сервизов.
Почему молчит телефон? Хоть бы кто-нибудь... По ошибке, случайно. Пусть чужой, незнакомый голос - только бы не эта тишина. Кто-нибудь...
Балахан отшвырнул ружье, застонал. Нет! Нет! Жить! Хоть несколько дней. Хоть один день.
Щелкая выключателями, поплелся в столовую. Пусть будет светло, везде светло. Ни одного темного угла. Хлынул, затопляя развороченную комнату, свет, заиграл на битом стекле бутылки, груде шелка и мехов, мигнул зеленый глаз приемника.
- Дорогие радиослушатели! А сейчас мы начинаем передачу, посвященную нефтяникам. У микрофона геолог треста "Ширваннефть" Васиф Гасанзаде, один из первых....
Балахан нащупал рукой мраморную пепельницу и с силой швырнул в пульсирующий зеленый глаз.
1966