Узнаёте? Алик Деткин<br />Повести

В общем, Калерия Владимировна в конце концов добилась того, что все наши соседки перестали развешивать бельё на чердаке. А одна соседка, у которой там стоит бочонок с кислой капустой, даже сказала:

— Пусть сгниёт моя капуста! Не пойду я туда, раз там кто-то орудует!

Я посмеивался над нашими соседками… Но посмеивался только до сегодняшнего дня. А сегодня, ровно в 3 часа 20 минут, мне стало не до смеха.

Я получил по почте заказное письмо. Адрес и само письмо были опять напечатаны на пишущей машинке. И на той же самой! Уж теперь я отличу этот шрифт из тысячи. Буква «Л» бледно получается. В записке было вот что: «Как только стемнеет, поднимись на чердак. Приходи туда один. Доберись до самого дальнего левого угла, и там, под бочонком с капустой, лежит для тебя очень важное письмо. В нём — раскрытие всех тайн! ТСБ».

Не знаю уж, как это получилось, но только я сразу отправился на кухню и стал расспрашивать Калерию Владимировну о нашем чердаке и о том, какие оттуда по ночам доносятся звуки. Соседка страшно обрадовалась и начала рассказывать мне про таинственный чердак: и про всякие шорохи и о криках тоже. Оказывается, сегодня ночью она видела, как с чердака спустили сразу несколько верёвок. Эти верёвки даже задели её подоконник и чуть было не свалили вниз банку с маслом, которая стояла за окном.

«Ободрённый» этим рассказом, я вернулся в комнату. Мне показалось, что из окон сильно дует и что вообще в комнате как-то прохладно. Я плотно закрыл форточку и проверил отопление — трубы были не горячие, а прямо-таки раскалённые. Тогда я с возмущением подумал: «Неужели мне страшно? Неужели я боюсь? Нет, я не трус! Я не похож на Калерию Владимировну! Но кто же всё-таки мог спустить с чердака верёвки? И зачем?»

Я вспомнил, что жестокие восточные дари иногда сбрасывали по ночам свои жертвы из окон башен прямо вниз, в бушующие потоки. А может быть, эти самые… Ну, которые орудуют на чердаке, спускают свои жертвы вниз на верёвках? При помощи какой-нибудь лебёдки? Техника ведь с тех пор, когда жили жестокие восточные дари, очень сильно шагнула вперёд.

Я уже десять раз перечитал записку, подписанную всё теми же тремя непонятными буквами. Я выучил её всю наизусть! «А может, захватить с собой Витика-Нытика? — .думал я. — У них ведь там, на нижних этажах, не слышно, как на чердаке „кто-то орудует“, он ничего про это не знает — и не будет бояться», Но захватывать с собой Нытика было никак нельзя — ведь в записке было ясно напечатано: «Приходи туда один». Да я к тому же вспомнил, что Нытика угораздило заболеть вирусным гриппом.

«А вообще, может, не ходить на чердак? — подумал я. Но тут же спохватился: — Нет, нельзя! Ведь если этот „ТСБ“ добрался уже и до Степана Петровича, он обязательно сообщит ему, что я струсил, и тогда Степан Петрович снова будет презирать меня. И ещё сильней, чем из-за этой горластой немецкой овчарки!»

Зимой рано темнеет. Уже в пять часов в окнах домов зажглись огни. А я нарочно не зажигал свет, чтобы убедить себя, что вечер ещё не начался. Я всё тянул, тянул… Но без конца тянуть было невозможно: скоро должна была прийти с работы мама. А я ещё не сделал никаких уроков: всё о чердаке думал. Ну, а если мама узнает, что я не прикасался к урокам, она меня не то что на чердак — и в коридор-то не выпустит. В общем, надо было решиться…

И я решился!

Я вышел через кухню на чёрный ход. Дверь я на всякий случай оставил приоткрытой: если что-нибудь случится, буду кричать — и пусть бегут на помощь!

На чердак вела узкая винтовая лестница. Я стал медленно подниматься по ней. Всё время я натыкался на какие-то старые вёдра, которые со страшным грохотом скатывались вниз, и на какие-то разбитые горшки, и на доски. Один раз я чуть было не вскрикнул: прямо под ногой у меня было что-то мягкое и, как мне показалось, тёплое, живое… Я потрогал это «мягкое» рукой, и оказалось, что это я наступил на рукав от старой телогрейки. Как здесь оказался этот рукав? Может быть, это всё, что осталось от смельчака, который дерзнул подняться на чердак до меня? Ещё через минуту я с ужасом наткнулся на чей-то сапог. Всё ясно: и это остатки того же самого смелого безумца!..

В этот самый момент снизу раздался визгливый голос Калерии Владимировны:

— Безобразие! Дверь за собой не закрывают! Заморозить хотят!

Дверь с шумом захлопнулась, и на чёрном ходу сразу стало темным-темно.

Ужасный страх охватил меня. Сердце колотилось очень сильно. Но никакого выхода не было: надо было Идти вперёд или, вернее сказать, наверх. И я быстро пошёл: будь что будет!

Под низкими сводами пахло чем-то кислым или даже солёным. И вдруг я вскрикнул: какой-то саван белел справа от меня. Я закрыл глаза руками и сделал несколько шагов в сторону этого савана, а когда открыл глаза, то чуть было не расхохотался: на верёвке, рукавами вниз, болталась чья-то белая ночная рубашка.

На верёвке, рукавами вниз, болталась чья-то белая ночная рубашка.