Узнай врага

Вождь огляделся: в запале погони он и не заметил, что заехал в мёртвое место. Со всех сторон его окружали холмы с торчащими из них обломками каменных стен и ржавыми прутьями. Сверху на всё это безучастно взирало суровое тёмно-серое небо. Тут и там виднелись следы всякой живности: зайцев, песцов, евражек. Ложбина между холмами была вытоптана копытами оленей.

Вот, значит, какое оно, мёртвое место.

Вождь опустил глаза на зверя: тот лежал на взрыхлённом грязном снегу, бока его подрагивали.

Старик встал перед оленем на колени, сложил молитвенно руки:

– Прости нас, великий, что творим насилие над тобой. Но ты пожил своё и готов соединиться с Огнём. Мы же заберём твою плоть. Каждый общинник воздаст тебе хвалу за то, что ты позволил нам утолить голод. Благодарим тебя, Большой-И-Старый, за твою милость к нам.

Головня прошептал:

– Ты от Льда, я от Огня… Прочь, прочь, прочь… Уйдите, демоны злые…

Вождь погладил пышные усы, сказал с нарочитой бодростью:

– Пусть Отец Огневик отмаливает этого зверя, мы своё дело сделали. А эти бздуны, заячьи души… – он задохнулся от ярости, не находя слов. – Пусть пеняют на себя. – Повернувшись к сыну, добавил: – Слетай-ка за нартами, Сполох.

– В один миг, отец.

Вождь посмотрел на Пламяслава.

– Где там твоё средство от скверны, старик? Самое время.

Пламяслав вздохнул, подняв лицо к небу, прикрыл глаза и зашептал что-то. На бескровных губах стали набухать и лопаться, как весенний снег, маленькие пузырьки слюны. Пальцы его задрожали, и весь он стал как будто бесплотным, превратившись в тень. Затем поднялся, закряхтев, сделал шаг от поверженного зверя и покачнулся, словно наткнулся на порыв ветра. Совладав с накатившей слабостью, расправил плечи и двинулся прочь от загонщиков. Родичи удивлённо молчали. Каждый хотел крикнуть: «Ты куда? Ошалел? Здесь же смерть», но крик этот, барахтаясь в груди, глох где-то в горле, не прорываясь наружу, ибо все вдруг поняли: старик отдавал себя Льду. Он спасал товарищей от скверны, жертвуя собой.

Полные трепета, загонщики смотрели, как Пламяслав уходит всё дальше и дальше, торя себе тропу в снегу. Казалось, вместе с ним уходит живая память общины, связь с усопшими предками, отгоревшее прошлое. Он, этот лысый обрюзгший следопыт, учил детвору отличать добро от зла. Он вещал родичам о минувшем и настоящем. Он говорил о многообразии мира. От него, неутомимого разведчика, общинники узнали о далёких краях, где Огонь сияет с неба, а земли свободны от снега, где бродят говорящие медведи и живут люди с оленьими головами, где растут деревья в два пятка обхватов, задевающие кронами облака.

В детстве Головня часто убегал к Пламяславу, чтобы не слышать постоянных ссор родителей. Он спрашивал у него: почему Отец Огневик не позволяет людям расходиться, если они не хотят жить друг с другом?

Тот важно отвечал:

– Потому что так велит Огонь – тело к телу, рука к руке. Слепившихся единожды разлучит лишь смерть.

Головня спрашивал:

– Отчего зима сменяет лето, а лето – зиму?

Старик объяснял:

– Летом Огонь подступает близко, и тёмные духи прячутся под землёй, унося холод. А зимой Огонь, устав греть, возвращается на верхнее небо, и демоны вылазят на поверхность, воя от восторга, – так приходит стужа.

А ещё старик говорил о прошлом. О том безмерно далёком и потерянном прошлом, которое не застали ни деды, ни прадеды. Он говорил: «Жизнь тогда была легка и привольна. Всего было вдоволь: еды и тепла. Огонь свободно сиял с небес и был так ярок, что нельзя было глядеть на него, не сощурившись. Люди тогда не кочевали с места на место, а жили огромными скопищами, потому что мягкая жирная земля питала их. Большая вода была далеко на полуночи, а не подступала к нам с севера и запада, как сейчас. Повсюду росли леса, полные зверья и птиц, а лето тогда длилось столько же, сколько и зима, ибо Огонь и Лёд находились в равновесии. День тогда был светел, как самое сильное пламя, а ночь темна, как глубокая яма. Дивное, чудесное время! Время древних людей».

Мнилось, что Пламяслав вечен: рождённый в начале времён, он покинет этот мир лишь с концом света. Но он уходил сейчас, и словно что-то ломалось в порядке вещей, что-то неуловимо рушилось без остатка. Он брёл сквозь сугробы, не оглядываясь, а загонщики смотрели ему вслед, боясь вздохнуть. Так и смотрели, пока он не пропал в колкой дымке изморози.

Глава вторая