Узнаёте? Алик Деткин

Согласно паспорту я за один день постарел сразу на три года, но никогда ещё мне так часто не напоминали о моей молодости: все — и милиционер, и добрый дядя, и старая библиотекарша — назвали меня «молодым человеком».

А раньше меня называли просто мальчиком, без всякой добавки «молодой».

— Попить что-то захотелось, — объяснил я библиотекарше.

— Попить? Так у нас ведь графин с водой на каждом столе. По три раза в день воду меняем.

— Ах, графин? А я что-то не заметил… Мне, знаете, газированной воды захотелось. С сиропом…

— А книжку вы в читальном зале оставили?

Я хотел было сказать: «Да, конечно, оставил!», но сама книга не дала мне соврать — она потихоньку переползла через границу майки и брюк, проходившую как раз по линии моего кожаного пояса, и стремительно нырнула в левую штанину. Я вскрикнул, согнул ногу в колене, как аист, и схватился за штанину.

Разговаривали мы всё время шёпотом, а вскрикнул я полным голосом, так что библиотекарша от неожиданности вздрогнула и схватилась за край стола. Так мы оба и вцепились руками: я — в штанину, а она — в стол.

— Что с вами, молодой человек?

— Судорога ногу свела…

— Судорога? Странно! А почему у вас брючина так раздулась?

— Опухоль. Нога, что ли, опухла…

— А вот я вам сейчас разотру ногу — и судорога пройдёт. — Библиотекарша подошла ко мне. — Да вы не стесняйтесь: у меня уж внуки такие, как вы.

— Не трогайте! Не трогайте мою ногу, — зашептал я. — Там воспаление…

— Воспаление хитрости, как говорит моя маленькая внучка. — С этими словами библиотекарша вытащила книгу из моей левой штанины и потрясла ею в воздухе. — Вы хотели похитить книгу, источник знаний?! — воскликнула она.

— Я не хотел похитить… Я только Витьке показать… Вынести на минутку — и сразу обратно…

— Сейчас вот занесу вашу фамилию в наш «чёрный список врагов книги» — и больше сюда не показывайтесь. На порог вас не пустим!..

Она достала из ящика мою тёмно-зелёную книжечку, переписала все данные о бедном Диме в свой «чёрный список» и буквально швырнула паспорт на край стола.

А я молча взял его и поплёлся вниз…

Витька всё ещё петлял по вестибюлю. Заметив меня, он испугался:

— Что случилось, а?

— Молчи, Нытик несчастный! Всё из-за тебя… Из-за тебя нашего Диму больше никогда не пустят в читальню. Никогда!.. И он умрёт необразованным человеком! Понял?

Один на двоих

В очереди у кассы я оказался самым первым — так что мог даже опираться на маленький деревянный подоконничек.

Само стеклянное окошко было ещё закрыто, сквозь щёлку пробивался жёлтый электрический свет, и было слышно, как кассирша штампует билеты.

С другой стороны на деревянный подоконничек опирался ещё и милиционер, следивший за порядком. Он был не похож на того милиционера, который переписал в растрёпанный блокнот мой «адресочек»: этот был гораздо нарядней — в фуражке с красным околышем, в красных погонах и вообще весь какой-то начищенный и выглаженный.

В очереди у кассы я оказался самым первым.

Милиционер был очень вежлив и внимателен к людям, стоявшим в очереди за моей спиной.

— Очень прошу вас, товарищи, прижмитесь к стене. Вам же удобнее будет: никто не заденет, не толкнёт (он именно так и сказал — «не толкнёт»). И не волнуйте себя, пожалуйста. Билетов много, всем достанется.

Но я уже давно заметил, что даже самые воспитанные и вежливые люди как-то недоверчиво относятся к нам, к мальчишкам. Словно мы обязательно должны сделать что-нибудь плохое.

— Чего ты здесь разлёгся? — другим голосом, будто в нём сидело два разных человека, сказал мне милиционер. — Всё равно билетов не получишь.

Услышав эти слова, Витька, прятавшийся где-то в уголке возле автомата, очень обрадовался и даже глупо заулыбался: вот, дескать, ничего у тебя не получится. Сейчас вместе домой пойдём!

Я поверх маминых очков взглянул на милиционера, потом с презрением — на Витьку, вынул из бокового кармана Димин паспорт и помахал им в воздухе.

— Тогда извиняюсь, — сказал милиционер и зашагал по вестибюлю. — Сейчас будем кассу открывать, товарищи. Прижмитесь к стеночке, получше прижмитесь.

Милиционер, заложив руки за спину, как победитель, один расхаживал по вестибюлю, а все прижимались к стенке. Наконец кассирша убрала фанерную дощечку, закрывавшую окно, и по очереди пронёсся радостный ветерок: «Дают! Дают!..» Очередь ожила, зашевелилась.

Я поверх очков взглянул на кассиршу, которая, как все кассирши кинотеатров, была усталая, строгая и не глядела на людей, а только — на билеты и деньги.

— Какие у вас самые дешёвые? — спросил я, поверх очков изучая разложенные на столике синие билеты и план зала, в котором ещё не было зачёркнуто ни одного места.

Кассирша подняла на меня глаза (это было очень плохим признаком!) и каким-то безразличным голосом процедила:

— Есть по двадцать.

Я протянул в окошечко двадцать копеек, запотевших у меня в ладони. А взамен получил узкий синий билетик на своё самое излюбленное место — в первом ряду партера.

Когда Витька понял, что домой ему всё же придётся идти одному, он очень загрустил:

— Ну во-от. Всегда так получа-ается…