Узник

– Ты всё еще желаешь меня убить, выйдя за пределы своей клетки?

– Всё еще.

– Тогда ты не заслуживаешь моего “доброго утра”, – произнесла я и уже хотела уйти, но он меня остановил, что-то неразборчиво сказав. – Что? – переспросила я, понимая, что не он тихо говорит, а я вдруг стала слышать хуже. Даже собственный вопрос в моих ушах прозвучал как приближенное эхо.

– Оставь пирог.

Кивнув головой, я поставила пирог перед решеткой и отправилась вниз. Почему-то мне вдруг показалось, что я совсем не выспалась. На плечи упал груз минимум трехдневного недосыпания, и я, еле волоча своё тело, медленно опустилась на успевшую остыть кровать. Укутавшись в одеяло и прикрывшись сверху пледом, я провалилась в глубокий сон, обнимая большую, пышную подушку.

Когда я проснулась в восемь вечера, я подумала, что сейчас всё еще утро, и я пролежала не более десяти минут. Посмотрев же на мерно тикающие часы, я пришла в ужас и хотела быстро встать, но у меня это не получилось. Тело словно выдохлось – легкие отказывались нормально функционировать, а свинцовые ноги еле как передвигались по комнате. Однако мне слишком сильно хотелось в уборную, так что я осилила этот рубеж.

После туалета мне стало гораздо легче, но моё тело всё еще двигалось медленнее, чем мне хотелось бы. В доме было очень холодно, а на улице тихо и мерно моросил осенний дождик, словно пытаясь не досаждать мне своим присутствием. Разведя огонь в камине, я отправилась на кухню и, поставив кастрюлю на плиту, начала ожидать кипения воды, чтобы закинуть упаковку магазинных пельменей.

Казалось, будто вода не собиралась закипать сегодня. Съежившись и подобрав ноги под себя, я обняла свои подрагивающие колени. Сидя на стуле, я смотрела на капающие с крыши небесные слёзы. Наблюдая за их мерным отрыванием от края черепицы, мне вдруг захотелось пить, но я не сдвинулась с места, чтобы не спугнуть то незначительное тепло, которое успела создать вокруг себя в этой холодной комнатке.

Около пяти минут я варила пельмени, после чего залила их кетчупом и отправилась наверх. Впервые я взяла с собой две порции, решив поужинать со своим узником.

– Как ты не сходишь с ума, сидя вот так вот в четырех стенах и ничего не делая? – спросила я своего собеседника после того, как его порция была передана ему через прутья клетки.

– Кто сказал, что я ничего не делаю? – поинтересовался он, заставив меня вопросительно посмотреть на него. – Я собираю вот это, – приглушенно добавил он, после чего показал потертый кубик Рубика.

– Раньше не видела его у тебя, – сдвинула брови я.

– А я раньше не ел пельмени с кетчупом, но не смотря на это решительно убежден, что это ужасно.

– Странно – я была уверена в том, что завернутое в тесто мясо, политое соусом кровавого цвета, тебе придется по душе.

– Мне было бы по душе, если бы начинкой этих пельменей была ты. Но – да, теперь мне действительно приятнее это употреблять.

– Наверное, ты сектант.

– Скорее я жертва сектантов.

– Сложное детство? – спросила я, но он не ответил. – Почему тебя никто не ищет? Ни одной листовки. Нигде. Порешил всех своих знакомых?

– Их порешило время.

– Не уверена, что правильно поняла формулировку твоего ответа, – я не хотела вдаваться в подробности его слов и влезать в душу к тому, кто меня ненавидит, поэтому перевела разговор на более интересующую меня тему. – За что именно я удостоилась твоей ненависти, о, незнакомец, ворвавшийся в мой дом, причем неудачно.

– Почему неудачно?

– По-моему, это очевидно – ты проник через окно в заброшенную комнату в хэллоуинском гриме, с надеждой притаиться, однако дверь изнутри была заперта. Плюс к этому – ты стал пленником. Так почему ты выбрал именно мой дом? Или правильнее говорить – меня?

– Перечитай басню, которую я вчера упомянул.

– Ты непременно хочешь меня прикончить?

– Не пойми меня неправильно, но непременно.

– Как тут вообще можно понять неправильно? – тяжело выдохнула я. – Слушай, я слишком гуманна, чтобы заморить тебя голодом, поэтому ты будешь пока что жить. Однако, если вдруг однажды ты окажешься на свободе и получишь свободный доступ к моей шее, обещай хотя бы, что я не буду мучиться.