— Я его адвокат, — ответил Брианс дрожащим голосом. — Предполагается, что я должен был защищать его и вытащить оттуда…
— Вы сделали все, что в человеческих силах, Брианс. И Мартин знает об этом.
Брианс сокрушенно качнул головой.
— Я еще не закончил, — промолвил он. — Из рассказа Ханурика следует, что Вальс приказал не давать больше заключенному бумагу и чернила, поэтому Мартин начал писать на обороте страниц манускрипта, брошенного комендантом ему в лицо. Вместо чернил он использовал свою кровь, делая надрезы на руках и предплечьях… Ханурик пробовал поговорить с ним, успокоить… Но Мартин уже не хотел брать у него ни сигарет, ни кусочков сахара, который так любил, и даже не замечал его присутствия. Ханурик считает, что, получив весть о смерти Исабеллы, Мартин окончательно рехнулся и жил в аду, созданном его воображением… По ночам он громко кричал, и его вопли разносились по всем закоулкам крепости. Среди посетителей, арестантов и тюремного персонала поползли слухи. Вальс занервничал. Наконец однажды ночью он приказал двум своим конвоирам отвезти писателя…
Фермин проглотил комок в горле.
— Куда?
— Ханурик не уверен до конца, но, судя по тому, что ему удалось услышать, он думает, что Мартина отвезли в заброшенный особняк около парка Гуэль… Похоже, там во время войны убивали людей и хоронили тела в саду… Вернувшись, конвоиры доложили Вальсу, что приказ выполнен. Но Ханурик мне признался, что той же ночью слышал, о чем они говорили между собой, и что они явно были не в себе. В заброшенном доме что-то случилось. Выходило, что там побывал кто-то еще.
— Кто же?
Брианс передернул плечами.
— Значит, Давид Мартин жив?
— Я не знаю, Фермин. Это неизвестно.
12
Фермин закончил свой рассказ тихим, срывающимся голосом, в глазах его застыла боль. Воссоздание картины прошлого из этих тягостных и болезненных воспоминаний стоило ему невероятного напряжения и душевных сил. Совершенно опустошенный, он едва держался на стуле. Я налил ему остатки вина в бокал и смотрел с сочувствием, как он вытирал руками слезы. Я протянул ему салфетку, но Фермин не обратил на нее внимания. Остальные клиенты «Кан льюис» давно разошлись по домам, и по моим подсчетам время перевалило за полночь, но нас не захотели беспокоить, оставив одних в зале ресторана. Фермин в изнеможении смотрел на меня, словно рассказ о давних трагических событиях, о которых он молчал столько лет, отнял у него саму волю к жизни.
— Фермин…
— Я знаю, о чем вы хотите спросить. Ответ отрицательный.
— Фермин, Давид Мартин — мой отец?
Фермин смерил меня суровым взглядом.
— Сеньор Семпере — ваш отец, Даниель. Никогда в этом не сомневайтесь. Никогда.
Я кивнул. Теперь Фермин сидел с отсутствующим видом, мысли его отправились блуждать в неведомых мне сферах.
— А с вами, Фермин? Что случилось с вами?
Фермин ответил не сразу, как будто заключительная часть истории не имела никакого значения.
— Я вернулся на улицу. Я не мог оставаться там и видеть Брианса. Я не мог видеть Росиито. Вообще никого…
Фермин запнулся и умолк, а я подхватил эстафету:
— Вы вернулись на улицу — безымянный нищий, которого принимали за сумасшедшего. И вы хотели умереть, но вас удерживало данное однажды обещание…
— Я поклялся Мартину, что позабочусь об Исабелле и ее сыне, то есть о вас. Но я оказался трусом, Даниель. Я слишком долго прятался и так боялся вернуться, что, когда все же набрался смелости приехать, вашей матери уже не было на свете…
— Именно поэтому я встретил вас той ночью на Королевской площади? Это не было случайностью? Как долго вы следили за мной?
— Месяцы. Годы…
Я представил, как он издали следовал за мной, еще когда я был маленьким, ходил в школу, играл в парке Сьюдадела; мог видеть, как мы с отцом останавливались у витрины полюбоваться на ручку, принадлежавшую, по моему твердому убеждению, Виктору Гюго; наблюдал за мной в те минуты, когда я сидел на Королевской площади и читал вслух для Клары, украдкой лаская ее взглядом. Нищий, тень, человек, которого не замечают, избегая смотреть на него. Фермин, мой защитник и друг.
— Почему же вы не рассказали мне правды много лет спустя?
— Сначала я собирался, но потом понял, что это принесет вам больше вреда, чем пользы. Потому что прошлое невозможно изменить. Я решил утаить правду, рассудив, что лучше, если вы в большей степени будете походить на отца и в меньшей — на меня.
Возникла длительная пауза, мы украдкой переглядывались, не зная, что сказать дальше.
— Где сейчас Вальс? — спросил я наконец.
— Понятия не имею, — резко ответил Фермин.
— Где он? — повторил я вопрос. — Если вы мне не скажете, я сам узнаю.
— И что сделаете? Заявитесь к нему домой, чтобы убить?
— Почему нет?
Фермин с горечью усмехнулся:
— Потому что у вас жена и ребенок, потому что перед вами вся жизнь, вам есть, кого любить, и полно людей, которые любят вас. Потому что у вас есть все, Даниель.
— Всё, кроме матери.
— Месть не вернет вам мать, Даниель.
— Вам легко говорить, ведь вашу мать не убивали…
Фермин собирался что-то сказать, но потом прикусил язык.