Узник ночи

— Я должен был догадаться, что собирается сделать мой отец, — услышал он свой голос. — Я должен был это предвидеть. Но я был слишком подавлен ее уходом. — Он закрыл глаза, вспоминая то, что привело ее к смерти. — Что-то было не так с ее желудком. Она перестала есть примерно месяц назад. Если бы она была человеком, я бы сказал, что у нее рак, но в любом случае, что-то было не так, и не было никакого способа доставить ее к целителю. В те последние недели, когда она становилась все слабее и слабее, она даже не брала вену у моего отца, хотя он настаивал на этом. Я так гордился этим, потому ее отказ сводил его с ума, но я не знал, что она больна. Я бы предпочел унижение и бессильную ярость, которые всегда испытывал, когда она питалась от него, если бы это означало, что она останется со мной.

Внезапно, он широко распахнул глаза: — Но, это же эгоистично, правда? Я имею в виду, хотеть, чтобы она жила, чего бы это ни стоило нам обоим, чтобы мне не пришлось горевать.

— Это нормально. — Женщина встретилась с ним взглядом. — Похоже, у вас в целом мире не было никого кроме друг друга.

— Думаю, я хотел, чтобы она увидела, как я отомщу. Хотя, ей все равно бы это не понравилось, потому что она была… похожа на тебя.

— Меня? — Темные брови приподнялись. — Наклони сюда.

Он подчинился, наклонив голову согласно ее нежным указаниям. С другой стороны, у него было чувство, что, если бы она попросила его отрубить себе руку, он бы это сделал — а затем обязательно очистил бы клинок, прежде чем вернуть его ей.

— У нее была добрая душа, — сказал он. — Она была доброй. Не хотела никому навредить. Как и ты.

Амари резко рассмеялась. — Я провожу ночи, обучая самообороне, а это удары, пинки, стрельба по мишеням и техника боя.

— Чтобы невинные люди не пострадали.

— Полагаю, я никогда не думала об этом в таком ключе. — Она выпрямилась и оценила свою работу. — Так, теперь, с другой стороны. Не двигайся. Я совсем близко к коже — жаль, что у нас нет крема для бритья, чтобы смягчить ее.

— К раковине подведена вода. И там есть кусок мыла. По крайней мере, так было, после того, как я ушел отсюда после постройки.

Она опустила клинок: «Ты построил все это?»

Дюран посмотрел вокруг: — Это было частью моего грандиозного замысла, а теперь просто пережиток прошлого. Мамэн помогала мне ускользать из нашей комнаты. Каждый раз, когда она придумывала отвлекающий маневр и я уходил через воздуховоды, она надеялась, что я сбегу и никогда не вернусь. Моя же идея состояла в том, чтобы вытащить ее оттуда, спрятать здесь и вернуться за ней после того, как я покончу с отцом. Но все пошло не так…

Он нахмурился и внимательно посмотрел на Амари: — Знаешь… Я никогда не думал, что расскажу кому-нибудь все это.

— Потому что это личное?

Дюран отвел взгляд: — Вроде того.

На самом деле, он всегда полагал, что единственная, кому он когда-либо откроется, будет его мамэн, когда они воссоединятся в Забвении. После убийства своего отца, он собирался умереть и нашел способ сделать это, не совершая самоубийство.

Это была его последняя игра, лазейка, которую он придумал, потому что ведь известно, что если-ты-убьешь-себя-не-сможешь-войти-в-Забвение.

С другой стороны, возможно, вся эта вера в загробную жизнь была похожа на убеждение его отца, что ты не можешь стать причиной смерти своих детей и жить дальше. Может, это просто суеверие. В любом случае, учитывая то, что он узнал о смертном существовании — а это было еще до того, как Чэйлен запустил в него свои когти, — замена смертного срока на Земле на целую вечность с единственным любимым человеком, который у него когда-либо был, казалась ему пустяком.

Но теперь… глядя в глаза этой женщины, он почувствовал, что что-то изменилось.

Из-за Амари ему захотелось остаться.

Хотя это было безумием.

Глава 14

«МЫЛО И ВОДА ПРОСТО НАХОДКА», — решила Амари. Без них она превратила бы лицо Дюрана в хэллоуинскую маску.

— Ладно, думаю, мы закончили.

Она отстранилась — и не могла отвести взгляда от того, что открыла. Во время бритья она так старалась не порезать его, что не рассматривала его лицо. Теперь, когда заросли исчезли, ей казалось, что она видит его впервые.

У него были впалые щеки и слишком острый подбородок. Глаза, которые были расчетливыми и агрессивными, теперь казались настороженными.

Губы оказались даже лучше, чем она себе представляла.

— Что, все так плохо, — пробормотал он, отставляя в сторону миску с мыльной водой и тряпку.

Амари хотелось сказать ему, что, напротив, он привлекателен. Очень привлекателен. Красив, одним словом. Но некоторые вещи лучше оставить невысказанным.

Лучше бы они вообще оставались неосознанными.

— А мою голову ты тоже побреешь? — спросил он.

— Боже… только не волосы.

— Знаешь, у меня нет вшей.