Узник России

Здесь необходимо небольшое отступление о материальной подоплеке выезда за границу во времена Пушкина. Отъезд за рубеж служивых представителей дворянского сословия мало что менял в их статусе. Все они оставались подданными империи, им исправно шло жалованье в твердой валюте, поскольку они занимали свою должность в Табели о рангах. Поступали также доходы от собственных поместий. От царя зависело, поручать им какие-либо миссии, в том числе шпионство, или дать возможность вольно прожигать в Европе жизнь. Этот альянс действовал до тех пор, пока не возникало напряженности в отношениях между подданным и русским правительством.

Например, поэт и друг Пушкина по петербургскому литературному обществу «Зеленая лампа» Яков Толстой, парижский адрес которого Пушкин на всякий случай только что попросил у друзей, уехал за границу для лечения, взяв отпуск. Позже там его застали события 14 декабря. Следственная комиссия вызвала его для допроса. Он благоразумно не явился и таким образом стал эмигрантом. Последовало увольнение его со службы, перестало поступать жалованье. Доходов оказалось недостаточно; Толстой вскоре остался без средств к существованию и, не будучи приспособлен к труду, оказался в крайней нужде.

Разумеется, никто не лишал Якова Толстого гражданства. Больше того, имей он как помещик достаточно доходов, он продолжал бы исправно получать их за границей, – никто не посягал на его собственность. Но под влиянием нужды, а также и по свойствам характера, Толстой начинает искать путь заслужить у царя прощение. Чтобы закончить отступление, упомянем итог: Толстой сперва сделался тайным агентом русского правительства в Париже, а впоследствии дослужился до чина действительного тайного советника.

Рассчитывать на жалованье в случае нелегального бегства Пушкин не мог, в тайные агенты не готовился, надеяться за границей на помощь семьи не приходилось. Оставалось получить как можно больше сейчас. Вот почему из месяца в месяц весь 1823-й и 1824-й годы он бомбардирует семью одной и той же просьбой. «Изъясни моему отцу, – втолковывает он брату, – что я без денег жить не могу… Все и все меня обманывают – на кого же, кажется, надеяться, если не на ближних и родных» (Х.53-54). Отец не возмущается, но и не помогает, поэтому Пушкин жалуется: «Мне больно видеть равнодушие отца моего к моему состоянию, хоть письма его очень любезны» (Х.54).

К весне 1824 года письма поэта становятся все настойчивее: «Ни ты, ни отец ни словечком не отвечаете на мои элегические отрывки – денег не шлете», – пишет он брату (Х.69). Не получая субсидий от родных, он обращается к друзьям. «Прости, душа – да пришли мне денег», – просит он Вяземского (Х.70). И опять без особой изобретательности брату Левушке: «Слушай, душа моя, мне деньги нужны» (Х.74).

Он надеется на третий (помимо службы и семьи) источник дохода и рассчитывает получать больше за литературные произведения, благо издатели их охотно публикуют. Происходит то, что позже он выразит отточенной формулой в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом», вложив свою мысль в уста книгопродавца:

Наш век – торгаш; в сей век железный

Без денег и свободы нет. (II.178-179)

Публикации в столицах волнуют поэта прежде всего гонораром. Даже цензура притесняет его тем, что не дает заработать: «Жить пером мне невозможно при нынешней цензуре…» (Х.53). Вопросы честолюбия, всегда для него болезненные, теперь отбрасываются в сторону. «Печатай скорее, – торопит он Вяземского насчет «Бахчисарайского фонтана», – не ради славы прошу, а ради Мамона» (Х.63). Маммона согласно Новому Завету – как бы дух богатства, которого верующим рекомендуется остерегаться. «Впрочем, – говорит Пушкин в другом письме о том же стихотворении, – я писал его единственно для себя, а печатаю потому, что деньги были нужны» (Х.67). «Что до славы, – объясняет он брату в уже упомянутом нами письме о подготовке бегства в Константинополь, – то ею в России мудрено довольствоваться. Русская слава льстить может какому-нибудь В.Козлову, которому льстят и петербургские знакомства, а человек немного порядочный презирает и тех и других. Mais pourquoi chantais-tu? (Но почему ты пел? – фр.) На сей вопрос Ламартина отвечаю – я пел, как булочник печет, портной шьет, Козлов пишет, лекарь морит – за деньги, за деньги, за деньги – таков я в наготе моего цинизма» (Х.65).

Взгляды свои на независимость писателя Пушкин заимствовал, читая в личной библиотеке графа Воронцова труды Пьетро Аретино – итальянского борца за высокие гонорары. Проблемы гонорара усугублялись тем, что авторских прав в России не было. Пушкин пытался подойти к русскому издательскому пиратству с европейских позиций, что ему, разумеется, не удавалось.