Узник страсти

Аня дышала с трудом, во время этого бегства ее переполняло чувство страха, радости и ярости, ей казалось, будто она может бежать так вечно. Никакое препятствие не казалось ей слишком широким или слишком высоким, никакой отрезок пустынной улицы или переулка между домами не казался ей слишком длинным. Она стряхнула с себя руку Равеля, которая мешала ей удерживать равновесие, и бежала рядом с ним. Вряд ли имело какое-то значение, куда она бежала или почему, она думала только о том, что она и бегущий рядом с ней мужчина выигрывают, оставляют позади своих преследователей.

Они бежали вдоль стены. Затем завернули за угол, и перед ними открылось отверстие в стене.

– Сюда, – сказал Равель, и она подчинилась ему без колебаний.

Убежище. Тишина. Она охватила их. Аня уже была готова остановиться, но Равель схватил ее за руку и потянул дальше вглубь, и они продолжали свой бег, пока не достигли плакучей ивы, символа траура, которая росла рядом с одной из четырех высоких стен. Она никогда здесь раньше не была. Ее грудь тяжело поднималась и опускалась, и, ловя ртом воздух, она прислонилась к стене, за которой находились ряды погребальных склепов. Подняв голову, она окинула взглядом кладбище, одно из ряда похожих друг на друга кладбищ Нового Орлеана, то самое, которое называли Городом Мертвых.

Надгробные памятники, похожие на небольшие здания, были сделаны из мрамора или оштукатуренного кирпича и украшены плачущими ангелами, крестами, перевернутыми факелами и, подобно настоящим домам, имели фронтоны, колонны и чугунные ограды. Они, казалось, впитывали свет встающей луны, и их белые стены мягко светились в темноте. Они были расположены так близко друг к другу, как бы ища общества, что между ними почти невозможно было пройти, и ходить можно было только по узким тропинкам, похожим на маленькие улицы между рядами могил, и по широкой дорожке, идущей вдоль стен. Фактически там оставалось так мало места, что вряд ли там уже делались новые захоронения.

Традиция строить надгробные памятники и склепы с толстыми стенами была испанской, но она оказалась настолько полезной в условиях постоянно сырой, размываемой дождями почвы, что она прочно закрепилась в Новом Орлеане, и подобные могилы можно было увидеть даже на американских кладбищах.

Аня не была здесь уже много лет. В последний раз она приходила сюда еще ребенком на День Всех Святых с мадам Розой, чтобы помочь ей разложить охапки хризантем у памятников родственникам ее мачехи. Она играла среди могил в прятки и водила своим маленьким пальчиком по надгробным плитам, читая имена и фразы, вырезанные в мраморе: ici repose – здесь лежит; famine А. В. Plauche – семья А. Б. Плош; morte, victime d'honneur – мертв, жертва чести. Мадам Роза никогда не позволяла рассказывать ужасные истории о могилах и злых духах, и поэтому Аня всегда чувствовала, что духи, живущие в подобных местах, если таковые вообще существуют, являются добрыми созданиями с миром в душе.

Однако в душе мужчины, стоявшего рядом, мира не было.

– У тебя дар, – сказал он с сарказмом в голосе, – ужасный дар расстраивать все мои планы и вмешиваться в мои дела. Я не мог поверить своим ушам, когда услышал, что Марсель зовет тебя. Я не мог поверить этому, и тем не менее мне показалось настолько очевидным, где ты будешь находиться и что будешь делать, что это внезапно приобрело ужасный смысл. Я могу понять, какими колдовскими чертами ты воспользовалась, чтобы выследить, где я нахожусь, но если тебе так необходимо было прийти, зачем, во имя всего святого, ты привела с собой полицию?

Аня повернулась и с удивлением посмотрела на него.

– Я не приводила с собой полицию.

– Не лги!

Она подбоченилась и повернулась к нему лицом.

– Я не лгу!

– Кто еще мог привести их туда?

– Привести их? Разве в этом была необходимость? Когда так много людей регулярно встречаются, то время и место встреч должно быть известно сотням человек. Это нетрудно выяснить.

– В таком случае у кого еще, кроме тебя, могла быть причина прислать полицию?

– Откуда я знаю? Может быть, у твоей любовницы-квартеронки. Может быть, у актрисы, которую ты содержишь. А может быть, и у обеих, если они узнали друг о друге!

Прошло мгновение, прежде чем он ответил ей со странной интонацией в голосе:

– У меня нет любовницы-квартеронки.

– Не лги! – сказала она, возвращая назад его собственные слова и произнося их тем же тоном. Он медленно, с расстановкой сказал:

– У меня нет любовницы-квартеронки.

– Я видела ее! Я видела, как она ходила по комнате в шелках и кружевах и улыбалась тебе так, будто не могла дождаться, пока все уйдут. – Она не собиралась говорить все это, но кипевшее у нее внутри возмущение заставило выплеснуть эти слова.

– Ты ревнуешь! – В его голосе послышалось какое-то первобытное удовлетворение, смешанное с радостью.

– Ревную? – воскликнула она. – Я испытываю отвращение. Ты испорченный, развращенный негодяй-убийца и шантажист, который обманом заманил меня к себе в постель и пытался воспользоваться мною, чтобы добиться респектабельности.